Природа сенсаций - [35]
Да будет ли вообще в будущем это понятие — «секс»?
Вот питекантропы ведь не знали его. И если верно, что история склонна делать полные, замкнутые циклы…
Мои знакомые из клуба — их звали Анечка и Ленечка — не поверили мне. При словах «семь полов» на лицах их, молодых, еще лишь чуть тронутых тяготами московского житья, не отразилось ничего, кроме непонимания.
Что ж, пусть так и будет.
— Семь холмов, — поправился я. — Я ведь москвовед, и как раз сегодня совершил удивительное открытие.
Я почувствовал, как они помягчели после этих слов.
— Открытие, знаете, — продолжал заливаться я, — связано с моей концепцией города как пароксизма. Пароксизма страсти… Позвольте угостить вас текилой?
Я прошел в ванную. Бледный неоновый свет озарил вогнутые поверхности сантехники.
Увы! Я прощался с мечтой. Я согласился писать статью о футурологии секса ради того, чтобы сменить унитаз у себя в квартире. История простая — увидев однажды, проходя по проспекту, огромную вывеску: «Эксклюзивный мир сантехники», я не удержался, зашел в сверкающую дверь.
И оставил там свое сердце.
Я мечтал об этом нежном толчке, как гонщик мечтает о «феррари», а эротоман мечтает о толчках-фрикциях.
Долгими ночами меня грел светлый (светло-зеленый) образ этого унитаза. Все образы итальянского Возрождения воплотились для меня в совершенной линии слива.
И вот — я не мог получить пропуска в эксклюзивный мир.
Статья не заладилась, рассыпалась в руках.
А Анечка что ж? Постепенно привыкла, и ей даже нравились эти кошелечки. А когда хотелось чего-то нормального — как иногда нашему соотечественнику за границей вдруг хочется простых котлет с гречневой кашей, — она снимала трубку и просила барышню соединить ее с товарищем Сергеем К.
К. знали и соединяли быстро.
ФАЗАН
теперь поздно, проехали, а было, было, был шанс —
августовский путч 1991 года застиг дмитрия борисовича на полдороги между сан-франциско и сан-диего, в провалах между желтыми утесами лежало стальное море, он смотрел стальными глазами, и сталь была в его сердце: останусь, если они так, то и я так, останусь
провожали гурьбой, кричали: оставайся, фазанов
но не остался, вернулся в ненавистный город, прошло семь дней, написал записку: мир ненавижу, вам теперь хуже, чем мне
исчез — уехал с гс в деревню, где нависала башня, на проволоках висели виноградные лозы
с гс делали по китайской системе: сто толчков, десять минут перерыва, еще сто толчков, однажды около полудня на семьдесят пятом в дверь постучали
в ирландском пабе появилась сузи, пили ирландский кофе, кофе с молоком и водкой, оркестр играл, все кругом чувствовали себя крутыми, дмитрий борисович не чувствовал
ночью оказались в доме, где жили гомосеки, гладкие, грустные, дом был под пальмой, лежали на черных простынях валетом, лежал между ними меч брунгильды — потому что, сказала сузи, есть обязательство, друг сейчас в германском королевстве, и она не хочет поступать с ним так, как она не хочет, чтоб он поступал с ней
но ведь тысячи миль, сотни тысяч ярдов и метров, возразил дмитрий борисович вяло, хоть, конечно, не хочешь — не надо, но хоть штаны сними, неудобно же спать в штанах и негигиенично, а я уж не трону, и пальцем не трону
потом в крыму с гс думал горько, как уже не раз думал раньше, может, надо было во что б то ни стало, хоть силой, хоть хитростью, именно в этот раз
бежали с сузи по мелководью в направлении прибоя, как идиоты из старого фильма, закидывая ноги, чтоб перескочить ту или иную волну, дмитрий борисович косился, оценивал фигуру: грудь висит, бока жирноваты, на бедрах вверху, в широкой части у перегиба тоже — мелкие ямки жира, когда оценивают фигуру, заметил себе в скобках, точно ничего не будет, точно так же, как если представишь заранее такие вещи, как наготу, волосы, кожные складки
в случае гс не представлял, это была милиция, задали вопрос, как сталин булгакову — вы что, очень нас ненавидите, дмитрий борисович замешкался с ответом
тогда что, вам придется оплатить затраты на всесоюзный розыск
хорошо, сказал дмитрий борисович, только вы бы им ничего не сообщали, если возможно
прав таких не имеем, сказал капитан синдюков
дмитрий борисович прошел в выбеленную комнату, гс сидела на стуле у стола, который стоял у окна, дмитрий борисович положил ей руку на живот, повел вниз, под резинку колгот, наползла рука на влажные складки
проклятая привязанность к жизни, подумал дмитрий борисович и забылся
ночь в феврале, что ночь в августе, как там они ворочаются внизу, спросил дмитрий борисович сузи, наши гамаки, она не поняла вопроса, эти вещи были в порядке вещей, никто о них не размышлял, наутро посетили университет, сузи просила, поперек лужайки стоял лозунг местной молодежи: жизнь то, что ты из нее сделал, дмитрий борисович слышал эту фразу в школьную пору, только хрен верил, кто верил — был идиотом, это была проверка, вас обманывают, сказал дмитрий борисович сузи, почему, спросила она, будто что-то можно выучить, рассечь на составляющие, почему нельзя, спросила сузи, и потом слепить дни недели и обстоятельства по своей воле
это обман, продолжал дмитрий борисович
Что делать, если ты застала любимого мужчину в бане с проститутками? Пригласить в тот же номер мальчика по вызову. И посмотреть, как изменятся ваши отношения… Недавняя выпускница журфака Лиза Чайкина попала именно в такую ситуацию. Но не успела она вернуть свою первую школьную любовь, как в ее жизнь ворвался главный редактор популярной газеты. Стать очередной игрушкой опытного ловеласа или воспользоваться им? Соблазн велик, риск — тоже. И если любовь — игра, то все ли способы хороши, чтобы победить?
Сборник миниатюр «Некто Лукас» («Un tal Lucas») первым изданием вышел в Мадриде в 1979 году. Книга «Некто Лукас» является своеобразным продолжением «Историй хронопов и фамов», появившихся на свет в 1962 году. Ироничность, смеховая стихия, наивно-детский взгляд на мир, игра словами и ситуациями, краткость изложения, притчевая структура — характерные приметы обоих сборников. Как и в «Историях...», в этой книге — обилие кортасаровских неологизмов. В испаноязычных странах Лукас — фамилия самая обычная, «рядовая» (нечто вроде нашего: «Иванов, Петров, Сидоров»); кроме того — это испанская форма имени «Лука» (несомненно, напоминание о евангелисте Луке). По кортасаровской классификации, Лукас, безусловно, — самый что ни на есть настоящий хроноп.
Многие думают, что загадки великого Леонардо разгаданы, шедевры найдены, шифры взломаны… Отнюдь! Через четыре с лишним столетия после смерти великого художника, музыканта, писателя, изобретателя… в замке, где гений провел последние годы, живет мальчик Артур. Спит в кровати, на которой умер его кумир. Слышит его голос… Становится участником таинственных, пугающих, будоражащих ум, холодящих кровь событий, каждое из которых, так или иначе, оказывается еще одной тайной да Винчи. Гонзаг Сен-Бри, французский журналист, историк и романист, автор более 30 книг: романов, эссе, биографий.
В книгу «Из глубин памяти» вошли литературные портреты, воспоминания, наброски. Автор пишет о выступлениях В. И. Ленина, А. В. Луначарского, А. М. Горького, которые ему довелось слышать. Он рассказывает о Н. Асееве, Э. Багрицком, И. Бабеле и многих других советских писателях, с которыми ему пришлось близко соприкасаться. Значительная часть книги посвящена воспоминаниям о комсомольской юности автора.
Автор, сам много лет прослуживший в пограничных войсках, пишет о своих друзьях — пограничниках и таможенниках, бдительно несущих нелегкую службу на рубежах нашей Родины. Среди героев очерков немало жителей пограничных селений, всегда готовых помочь защитникам границ в разгадывании хитроумных уловок нарушителей, в их обнаружении и задержании. Для массового читателя.
«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.
Повесть — зыбкий жанр, балансирующий между большим рассказом и небольшим романом, мастерами которого были Гоголь и Чехов, Толстой и Бунин. Но фундамент неповторимого и непереводимого жанра русской повести заложили пять пушкинских «Повестей Ивана Петровича Белкина». Пять современных русских писательниц, объединенных в этой книге, продолжают и развивают традиции, заложенные Александром Сергеевичем Пушкиным. Каждая — по-своему, но вместе — показывая ее прочность и цельность.
Новая книга Софьи Купряшиной «Видоискательница» выходит после длительного перерыва: за последние шесть лет не было ни одной публикации этого важнейшего для современной словесности автора. В книге собран 51 рассказ — тексты, максимально очищенные не только от лишних «историй», но и от условного «я»: пол, возраст, род деятельности и все социальные координаты утрачивают значимость; остаются сладостно-ядовитое ощущение запредельной андрогинной России на рубеже веков и язык, временами приближенный к сокровенному бессознательному, к едва уловимому рисунку мышления.
Собрание всех рассказов культового московского писателя Егора Радова (1962–2009), в том числе не публиковавшихся прежде. В книгу включены тексты, обнаруженные в бумажном архиве писателя, на электронных носителях, в отделе рукописных фондов Государственного Литературного музея, а также напечатанные в журналах «Птюч», «WAM» и газете «Еще». Отдельные рассказы переводились на французский, немецкий, словацкий, болгарский и финский языки. Именно короткие тексты принесли автору известность.
Новая книга рассказов Романа Сенчина «Изобилие» – о проблеме выбора, точнее, о том, что выбора нет, а есть иллюзия, для преодоления которой необходимо либо превратиться в хищное животное, либо окончательно впасть в обывательскую спячку. Эта книга наверняка станет для кого-то не просто частью эстетики, а руководством к действию, потому что зверь, оставивший отпечатки лап на ее страницах, как минимум не наивен: он знает, что всё есть так, как есть.