Природа и человек в древнем Египте - [51]
Примерно с 2350 по 500 гг. до н. э. долина Нила страдала от нашествия песчаных образований, которые К. Бутцер назвал "старыми дюнами" (altere Dünen) — в отличие от "младших дюн" (jüngere Dünen), беспокоивших Египет в 1200–1450 гг. и с 1700 г. н. э. [Butzer 1959b, р. 76, fig. 1; 1959с, S. 111 (69), Fig. 8; Taf. III, В. 6; Trigger 1965, p. 27–28]. Лавина "старых дюн", обтекая Фаюмскую депрессию, двигалась затем двумя фронтами: один устремлялся к стыку Долины и Дельты,[54] а второй (главный) наступал на открытый ветрам Средний Египет, который в итоге пострадал весьма серьезно: на отрезке поймы протяженностью около 175 км между Бени Суефом и Асиутом отложился слой песка толщиной в несколько метров и шириной 0,5–3,5 км [Butzer 1959а, S. 48, Fig. 1; 1959с, S. 111 (69)–112 (70); 1960, р. 1621]. "Старыми дюнами" оказались покрыты десятки тысяч гектаров плодородных аллювиальных земель; регион с высочайшим в Долине аграрным потенциалом понес чувствительный урон.
В то же время проникновением песков непосредственно в пойму египтяне, вероятно, отчасти были обязаны собственной хозяйственной деятельности: поставленной на поток вырубке деревьев, которые, как полагал К. Бутцер, в эпоху климатического оптимума V–IV-гo тыс. до н. э. обильно разрослись в долине Нила ниже 1-го порога [Butzer 1959с, S. 94 (52), Fig. 6]. Сравнительно низкокачественная египетская древесина, малопригодная для строительных целей, использовалась в основном при изготовлении орудий и ремесленных изделий, а также пережигалась на уголь, служивший топливом в медеплавильном производстве. Именно последнее обстоятельство представляется наиболее существенным в контексте рассматриваемой проблемы: длившиеся столетиями добыча и обработка гигантских объемов камня, сопровождавшие строительство пирамид Старого царства, требовали невиданных до того запасов медных инструментов: пил, сверл и т. п. Детали технологического процесса вообразить нетрудно: орудия из мягкой меди быстро стачивались о камень, их приходилось непрерывно заменять новыми, лом шел в переплав. Многовековой староегипетский металлургический цикл, несомненно, поглотил огромное количество древесины. По оценкам специалистов, в древности лишь выплавка одной тонны меди из обожженной руды требовала от 500 до 600 стволов акаций; получение ста тонн меди в одной из плавилен в вади ал-Араба на границе Иордании и Израиля (ХIII–Х вв. до н. э.), например, было сопряжено с вырубкой не менее чем 60–70 тысяч деревьев [Черных 1995, с. 6]. Предварительный обжиг руд и последующие операции литья (и термообработки?) существенно увеличивали расход топлива. По мнению А. Лукаса, углежжение в районах древнеегипетского меднорудного промысла на Синайском полуострове привело к полному истреблению имевшихся там лесов [Лукас 1958, с. 680].[55] Поскольку плавка меди практиковалась и в самом Египте, здесь, очевидно, также происходили немалые вырубки с вполне определенным эффектом. Помимо того, что деревья, окаймлявшие долину Нила, являлись ее естественной защитой от ветров и пыльных бурь, их корни укрепляли почву, препятствуя подступанию песков к реке. Сведение лесов было чревато разрушением хрупкого биоценоза на границе поймы и пустыни. Лишенные растительности почвы быстро теряли влагу и подвергались воздействию ветровой эрозии, в результате пустыня приближалась к Нилу, местами поглощая участки плодородной пойменной земли, что наносило вред земледелию в пострадавших регионах [Bulzer 1959b, р. 75; Hayes 1965, р. 10].
Антропогенный натиск на естественный растительный покров в Египте во второй половине Старого царства усугублялся снижением уровня грунтовых вод, которое было связано с ростом засушливости климата Северо-Восточной Африки, а в пределах аллювиальной поймы Нила, по-видимому, еще и с уменьшением речного стока [см.: Великанов 1964, с. 221]. Это уменьшение, впрочем, заслуживает отдельного разговора, поскольку оно, похоже, внесло выдающийся вклад в характер всей дальнейшей эволюции фараоновской цивилизации.
Снижение разливов Нила и нарушение социально-экологической стабильности в Египте Старого царства
Надежным индикатором долгопериодных изменений расхода воды и, соответственно, высоты разливов Нила являются колебания уровня озер, приуроченных к нильскому водосбору, в частности, озера Туркана (быв. Рудольф) в Кении, поскольку единственная из постоянно питающих его рек — Омо берет начало на Эфиопском нагорье поблизости от истоков Голубого Нила и Атбары, дающих Главному Нилу в сезон половодья до 90 % воды [Adamson et al. 1980, р. 50]. К концу III тыс. до н. э. уровень оз. Туркана существенно снизился [Butzer et al. 1972], тогда же достигла низшей фазы синхронная регрессия озер Эфиопского рифта и тектонической впадины Афар, получившая развитие после 2500 г. до н. э. [Gasse, Street 1978; Grove, Goudie 1971; Grove et al. 1975; Williams et al. 1977], на исходе III тыс. до н. э. резко опустился и уровень озера Виктория, в которое впадает река Кагера — исток Белого Нила [Kendall 1969].
Эти явления на стадии глобального похолодания объяснялись истощением летних муссонных дождей в Восточной Африке [
