Принудительный труд восточных рабочих в аграрном секторе экономики нацистской Германии (1941 - 1945 гг.) - [52]

.

Украинец Михаил К. по прибытии в Германию жил в лагере для иностранных работников, откуда каждый хозяин сам забирал своих рабочих. Спустя некоторое время лагерь был распущен, и крестьяне разобрали работников по хозяйствам. Михаил попал в хозяйство крупного помещика, в котором он пошел на конфликт с экономкой: «Принесла (экономка) есть... из кухни в эту «штубе» (сарай), где мы жили. Из брюквы, сама юшка, это что в обед. Хлопцы смолчали, а я взял, отнес на кухню к хозяйке, сказал, что «шлехт» (плохо), не годится, вылил в помойное ведро».⁵⁴² Хозяин вызвал полицию, Михаила забрали и, предварительно избив, отправили на лесоразработки.

Необходимо отметить, что подобные случаи открытого неповиновения «восточных рабочих» были довольно редки, поскольку большинство из них осознавало собственное бесправное положение. Если «восточные рабочие» и испытывали вспышки гнева, то, как правило, последние быстро стихали под угрозой расправы. Так, попытка стачки «восточных рабочих» в крестьянском хозяйстве в округе Мюнстер из-за отсутствия обеда в июле 1944 г., закончилась еще до приезда полиции бегством зачинщика и выходом в поле рабочих⁵⁴³.

Гораздо безопаснее, чем открытый протест, было распространенное среди «восточных рабочих» пассивное сопротивление. Оно проявлялось в медленном или небрежном выполнении порученной работы. Г. А. Лисовец в воспоминаниях о пребывании в Германии описывает принятие решения о таком поведении: «За что вы меня бьете? Я сделал не меньше и не хуже вас. Он ответил, что я не должен отдыхать. Тогда я понял, что нужно работать не в полную силу, тогда и бить не будут»⁵⁴⁴. Оказание пассивного сопротивления также было сопряжено с риском, поскольку, как уже было отмечено выше, немецкие крестьяне обладали рядом возможностей принудительного повышения производительности труда «восточных рабочих» в собственном хозяйстве. Так, управляющий хозяйства, в котором работала Устина Ш., однажды пугал «восточных рабочих» расстрелом, достав оружие и поставив всех работников к стенке⁵⁴⁵.

Довольно редко бывшие работники принудительного труда указывают в своих воспоминаниях и на иную форму протеста «восточных рабочих» в условиях сельского хозяйства, а именно - изменение или полное нивелирование властных отношении в дихотомии «работник принудительного труда - хозяин». Это характерно для воспоминаний тех работников, которые на основе своих знаний и опыта представляли себя равными или выше хозяина⁵⁴⁶.

Особые стратегии выживания среди «восточных рабочих» развивали женщины, обладавшие большей способностью к адаптации и установлению контактов, нежели мужчины. В условиях непосредственного контакта с немецким населением эти качества давали некоторым преимущество. Устина Ш. вспоминает, как активно она использовала симпатию хозяйского сына для того, чтобы улучшить свои условия, а также условия содержания других работников хозяина⁵⁴⁷. Так как большинство «восточных работниц» были угнаны в юном возрасте, то нередко между ними и молодыми людьми в хозяйстве возникало чувство симпатии. Устина Ш. вспоминает, как ее хозяйка отреагировала на симпатию к ней сына: «Сын на год на побывку пришел по болезни. И она (хозяйка) заметила: он помогал мне на третий этаж пшеницу носить. Ну а, сколько мне — семнадцатый год, восемнадцатый, как ты думаешь, легко было на третий этаж по лестнице? А лестница крутая. А она в окно как увидела, что он у меня мешок взял, так она и тому сыну, и мне задала (смех)»⁵⁴⁸.

Реакция матери, как и способ защиты девушки, который избрали другие работники, не выпускавшие Устину из виду, были обусловлены их знанием нацистского законодательства и установившейся практики наказаний. Каждый прибывший на территорию Германии «восточный рабочий» должен был подписать заявление о том, что он осведомлен о запрете отношений с немецкими женщинами и обязуется следовать ему, а также уведомлен о том, какое наказание его ожидает⁵⁴⁹. Работники в хозяйстве пытались защитить Устину, постоянно следя за ней: «...хлопцы и говорят: «Юта, если будет он вдруг тебя насиловать - кричи. Мы его тут же... Не имеет он права трогать тебя. (...) Мы ему дадим. Говорят, что его повесят и расстреляют»⁵⁵⁰. Работники знали о том, что поведение хозяйского сына наказуемо, но явно находились в полном неведении относительно возможных последствий для Устины.

Подобные отношения в условиях запрета не только сексуальных, но и всякого рода контактов с «восточными рабочими» грозили повлечь за собой серьезные последствия для обеих сторон. Немецких женщин, вступивших в контакт с восточноевропейскими мужчинами, ожидало тюремное заключение или отправка в концентрационный лагерь. До конца 1941 г. к ним применялась жестокая практика публичных наказаний: обрезание волос, публикация их имен в местной прессе⁵⁵¹. Женщины, чьи взаимоотношения с иностранными мужчинами становились подобным образом достоянием общественности, еще долгое время считались безнравственными и морально неполноценными⁵⁵². Практика линчевания восточноевропейских мужчин, заподозренных в сексуальной связи с немецкими женщинами, наряду с заключением в концентрационный лагерь, сохранялась до конца войны. К месту казни обычно сгонялось не только местное население, но и все иностранные рабочие с окрестных деревень. В том случае, если иностранные рабочие отворачивались, охрана и полицейские заставляли их смотреть на экзекуцию под угрозой побоев