Принцессы возвращаются домой - [12]

В июне темнеет поздно, и поскольку в половине десятого еще светит солнце, они не заметили, как пролетело время.

– Значит, Клав: спасибо огромное за угощение, извини за дурацкие нотации и помни – завтра я тебя жду к десяти… Хочешь, встречу на остановке?

– На какой остановке?

– Ну, давай на троллейбусной. Не перепутаешь?

– Постараюсь.

– Пока! Привет Катерине Витальне, супчик и котлеты были на высшем уровне!

Родион торопливо умчался, оставив Клаву одну в незнакомом жилище – её теперешнем доме.

19

Пока ещё это было возможно, она принялась изучать обстановку, с минуты на минуту ожидая прихода знакомой ей лишь по голосу матери.

Первым делом она разобралась с тем, что Родион деликатно назвал «удобствами». Этот маленький кабинетик удивил её чрезвычайно. С одной стороны, теснота была ужасающей. А с другой стороны, даже в королевском дворце невозможно было представить себе отхожее место, источавшее цветочный аромат вместо гнусного запашка, и умывальник с непрерывно текущей водой – хоть холодной, хоть горячей. А ванна! Принцесса Эвлалия могла себе позволить принимать ванну лишь по особым случаям, а здешние простолюдины, выходит, запросто нежились в ней каждый день, коли на то было их желание… Назначение еще одного белого предмета с круглым стеклянным окном она так и не поняла. Поскольку спереди у предмета имелись рычажки и кнопки, его, вероятно, следовало включить, чтобы он заработал, но как и зачем, Клава сообразить не сумела.

Обшарив ещё раз кухню, она уяснила себе, где и что лежит и стоит, и даже сообразила, для чего та или иная вещь предназначена. Преткновением для её ума стал таинственный прибор, помещавшийся на холодильнике и тоже снабженный кнопками, которые она трогать не рискнула. Чем-то он ей напоминал устройства, придуманные великим магом Асканием, а с ним она бы лишний раз связываться не хотела.

В жилище было две комнатки. Очень маленькие. Однако в них жили люди. Похоже, что именно их изображения красовались на стенах в простых деревянных рамках. Техника, в которой изображения были сделаны, Клаве была незнакома: люди выглядели совсем как живые.

На одном портрете виднелись мужчина и женщина. Мужчина был красивым, статным, светловолосым и чем-то неуловимо схожим с королем Вассианом – разве что не носил бороды и одет был по здешним обычаям. Из петлицы его строгого черного камзола почему-то выглядывал белый пушистый цветок… Это странно, идя сегодня по улицам Москвы с Родионом, Клава ни разу не видела, чтобы мужчины носили цветы в петлицах… Может, мода сменилась?.. У женщины на портрете было милое и счастливое лицо, а одета она была тоже не так, как одеваются здешние горожанки: на ней было воздушное белое платье, а на голове – полупрозрачное покрывало. В таком виде было бы не стыдно показаться и на королевском балу…

Это – здешние Клавины родители?..

Если так, то, похоже, они далеко не худшие люди. Пусть и незнатные.

А вот ещё одна картинка. Те же двое и малышка лет двух с огромным бантом в белокурых волосах. Ляля с мамой и папой?..

Следующий портрет поверг ее в оторопь.

Картинка, несомненно, изображала принцессу Эвлалию.

Совсем еще девочку. Лет пяти. Это был не двойник, а именно она. Ведь она прекрасно помнила своё первое длинное бальное платье. Другого такого ни у кого быть не могло. Ведь его шили специально для наследницы, муча ее бесконечными примерками. Зато ничего прекраснее этого платья невозможно было и вообразить. Даже тогдашняя озорная непоседа Лали была в восторге, когда её нарядили и поставили перед зеркалом.

Внизу картинки шла сделанная витиеватым почерком надпись: «Ляля Соколова»…

Клава похолодела до самых корней волос.

Догадка, осенившая её была до того невероятной, что ей захотелось разнести вдребезги всё вокруг и заорать: «Нет, нет, нет!»…

20

Взяв себя в руки, мнимая Эвлалия лихорадочно принялась думать, что ей делать теперь, чтобы избежать уже, оказалось, решённого брака с принцем Перотином.

Просто взять да отказать ему наотрез?

Но королева внятно растолковала ей, почему добрые взаимоотношения с Брагарией столь важны для оставшейся без короля и сильных союзников маленькой Мидонии, почти сплошь окружённой владениями могучей Раштарской империи.

Попросить об отсрочке – а там, может быть, и король вернётся живым и невредимым, и принц Перотин найдёт другую невесту, или отыщется более выигрышный и, главное, не столь противный жених…

Но, опять же, все окружающие, от камеристки до королевы, уверены, что каждый день промедления с замужеством чреват для неё чуть ли не смертельной опасностью. Раштарии нет нужды засылать ко двору убийц и шпионов – достаточно подкупить кого-то из здешних придворных, а уж казна этой… как её там… «суверенной имперской республики» не сравнима со скудной казной понемногу приходящей в упадок Мидонии. Придворные и чиновники всегда найдут себе место, и им, по сути, должно быть почти всё равно, даёт им доходы и должности королева или какой-нибудь там парламент, сенат, сейм, рада, дума… Из тех приближенных, с кем Эвлалия успела здесь пообщаться, она отчасти могла быть уверена только в Селии – да и та показалась ей слишком боязливой и скрытной. Селию можно если не подкупить, то припугнуть или просто заставить сделать то, что угодно сильным мира сего. Дама Норберта не очень-то благожелательна к опекаемой ею принцессе и чрезмерно честолюбива для столь скромной должности. Королева? Из разговора с ней Эвлалия вынесла смутное впечатление, будто мать хотела бы поскорее от неё избавиться – или снять с себя бремя ответственности за её судьбу… Килиана ещё далеко не стара, ей, похоже, лет тридцать пять – тридцать шесть, и такая женщина, как она – красивая, умная, гордая, властная – вряд ли смирилась бы с ролью всего лишь матери правящей королевы и бабушки новой, пока ещё не рождённой, принцессы… Зачем же она тогда так настойчиво сватает дочь за омерзительного Перотина? Что-то здесь явно не так, и с королевой надо быть осторожнее…