Властно заключал он в звуки всё, в чем с предельной силой выражается ненависть, любовь, отчаяние, неистовство. Голос у него был юношеский, поднимавшийся от глухого и низкого до проникновенной звучности. Когда он окончил, я бросился к нему на шею и воскликнул сдавленным голосом:
— Что это? Кто же вы?
Он поднялся и окинул меня задумчивым, проникновенным взглядом; но когда я собрался повторить вопрос, он исчез за дверью, захватив с собой свечу и оставив меня в темноте. Прошло без малого четверть часа; я уже отчаялся когда-нибудь увидеть его и пытался, ориентируясь по фортепьяно, добраться до двери, как вдруг он появился в парадном расшитом кафтане, богатом камзоле и при шпаге, держа в руке зажжённую свечу.
Я остолбенел; торжественно приблизился он ко мне, ласково взял меня за руку и с загадочной улыбкой произнёс:
— Я— кавалер Глюк!
Эрнст Теодор Амадей Гофман.
«Кавалер Глюк» (1809)
Краткое, звонкое, лёгкое имя «Глюк», созвучное немецкому слову «счастье» (Glück), оказалось действительно счастливым для человека, родившегося в глухой баварской деревне, но заставившего к середине XVIII века говорить о себе всю просвещённую Европу. Орден Золотой шпоры, полученный от имени папы римского, дал ему право называть себя «кавалер Глюк» (или «рыцарь Глюк»), и окружающие, даже зная о простонародном происхождении композитора, нисколько не сомневались в справедливости его притязаний на принадлежность если не к аристократии крови, то к аристократии ума и духа.
Кристоф Виллибальд Глюк (1714–1787) — один из гениев, определивших пути развития искусства второй половины XVIII века. Он принадлежал к тому же поколению, что Жан Жак Руссо, Дени Дидро, Михайло Ломоносов. Формирование его личности происходило на фоне расцвета великого искусства Баха, Генделя и Рамо, а в последние годы жизни Глюк общался с Моцартом и Сальери, для которых он сам был уже заслуженным патриархом.
Правда, в отличие от своего старшего современника, Генделя, и от младшего, Моцарта, Глюк не претендовал на творческую универсальность. В его наследии очень немного инструментальных и церковных сочинений, и если бы сохранились только они, вряд ли мы бы сейчас говорили о Глюке как о великом композиторе.
Имя Глюка прославили прежде всего оперы. Ему удалось не только сказать своё слово в этом весьма популярном тогда жанре, но и открыть новую страницу в его истории. Оперное искусство второй половины XVIII века делится на период до Глюка и после Глюка. Даже те современники, которые критически относились к его идеям, не могли их игнорировать, особенно после того, как в 1770-х годах реформа Глюка восторжествовала в Париже, где эту реформу называли не иначе как революцией.
Эпоха Просвещения, проникнутая наступательным духом прогресса, вообще очень благоприятствовала дерзаниям и экспериментам всякого рода. Опера, как и театр в целом, собирала тогда вокруг себя самые блистательные таланты. Здесь находился эпицентр бурлящей творческой энергии, здесь создавались и рушились карьеры, здесь велись ожесточённые схватки за влияние на сердца и помыслы современников, будь то короли и вельможи или прямодушная публика с галёрки. Театр был срезом общества, а музыка — его душой.
Судьба Глюка в этом отношении очень показательна. Сын княжеского егеря и лесника, он мог бы стать преуспевающим бюргером, заняв предписанную ему социальную нишу и мирно скоротав свои дни в полном согласии с ожиданиями семьи, как это сделали его многочисленные братья и сёстры. Но ему с детства и юности были тесны существующие сословные и духовные рамки. Его тянуло к нарушению запретов, к выходу за предначертанные границы, к чему-то великому, новому и неизвестному. Уже само неудержимое влечение к музыке ознаменовало разрыв Глюка с привычным жизненным укладом, но и став музыкантом вопреки всем препятствиям, он никогда не довольствовался достигнутым, а неуклонно двигался вперёд, охватывая новые для себя сферы деятельности и создавая внутри них собственные законы и правила. Именно этот трудный и рискованный путь в итоге привёл его к блестящему успеху. Музыке Глюка рукоплескали Милан, Венеция, Рим, Лондон, Дрезден, Вена, Париж, Петербург…
Его влияние на современников было огромным и охватывало все слои общества. Глюк пользовался покровительством императрицы Марии Терезии, он был учителем и любимым композитором её дочери — эрцгерцогини, а затем королевы Марии Антуанетты. Однако операми Глюка восхищались и те, кто, желая или не желая того, идейно готовил будущую французскую революцию: Вольтер, Руссо, Д’Аламбер.
При том что Глюк был действительно великим музыкантом, значение его личности, взглядов и творчества выходит далеко за узкие профессиональные рамки. В книге о Глюке, написанной Сергеем Александровичем Рыцаревым, очень точно сказано по этому поводу: «Глюк и энциклопедисты. Глюк и Декарт. Глюк и немецкая поэзия. Глюк и опера. Глюк и проблема интернационального. Глюк и классицизм. Глюк и будущее. Глюк и реформа. Глюк и Вагнер. Таков сегодня масштаб измерения глюковского гения»
