Принцесса-невеста - [36]

– Я в последний раз тебя прошу. Пожалуйста.

– Я в последний раз тебе говорю – прости. Нет.

– Я обещал, что шпага будет готова, – говорил Есте. – Сам я ее не выкую. Во всем мире на это способен ты один, а ты мне отказал. Раз так, я нарушил обещание. Раз так, я обесчещен. А раз дороже чести ничего нет, жизнь моя кончена, и я должен умереть. А раз ты – мой дражайший друг, я вполне могу умереть сию минуту, купаясь в тепле твоей любви. – И с этими словами Есте доставал кинжал. Изумительная вещь, свадебный подарок от Доминго. – Прощай, юный Иньиго, – говорил Есте. – Да не обделит тебя Господь улыбками.

Встревать Иньиго запрещалось.

– Прощай, юный Доминго, – говорил затем Есте. – Я умираю под твоей крышей, причина гибели моей – твое упрямство, иными словами, ты сам убиваешь меня, но даже и не переживай. Я люблю тебя, как и прежде, и боже упаси совести грызть твою душу. – Он распахивал камзол, подносил кинжал ближе, еще ближе. – Я и не думал, что это так больно! – кричал он.

– Какое больно, если от кинжала до живота еще два пальца? – интересовался Доминго.

– Я предчувствую, не мешай, дай умереть с миром. – И Есте вжимал острие в живот.

Доминго отводил его руку.

– В один прекрасный день я тебя не остановлю, – обещал он. – Иньиго, поставь на стол еще тарелку.

– Я хотел покончить с собой, богом клянусь.

– Кончай выпендриваться.

– А что на ужин?

– Каша, как обычно.

– Иньиго, сбегай к карете, – может, там что-нибудь завалялось.

И в карете, конечно, завалялся целый пир.

После ужина и баек наступала пора прощаться, а перед разлукой неизменно звучала одна и та же просьба.

– Станем компаньонами, – говорил Есте. – В Мадриде. Само собой, на вывеске мое имя поперед твоего, но в остальном мы будем равны.

– Нет.

– Ладно. Твое имя поперед моего. Это будет честно, ты величайший оружейник на свете.

– Счастливого пути.

– ПОЧЕМУ НЕТ?

– Потому что, друг мой Есте, ты очень знаменит и очень богат, как тому и следует быть, ибо ты куешь прекрасное оружие. Но ты куешь его для любого болвана, что к тебе забредет. Я беден, никто не слыхал обо мне, кроме тебя да Иньиго, зато мне не докучают болваны.

– Ты художник, – говорил Есте.

– Нет. Пока нет. Я лишь ремесленник. Но я мечтаю стать художником. И если я буду трудиться очень усердно, если мне очень-очень повезет, дай бог, я создам произведение искусства. Тогда назови меня художником – и я откликнусь.

Есте садился в карету. Доминго наклонялся к окошку и шептал:

– Я лишь напоминаю: когда получишь свою шпагу с самоцветными инициалами, скажи, что сделал ее сам. Никому обо мне ни слова.

– Я сохраню твою тайну.

Объятия, прощания. Карета отбывала. И так жизнь текла до шестиперстовой шпаги.

Иньиго ясно помнит миг, когда все началось. Он стряпал обед – с тех пор, как сыну минуло шесть, Доминго предоставлял стряпню ему, – и тут в дверь оглушительно забарабанили.

– Эй, вы, внутри, – пробасил голос. – Пошевеливайтесь.

Доминго открыл дверь.

– Рад служить, – сказал он.

– Ты оружейник, – отметил бас. – И притом выдающийся. Мне так сказали.

– Ах, если бы, – ответил Доминго. – У меня нет великих талантов. Я все больше починяю. Если притупилось лезвие кинжала, я, пожалуй, вам помогу. Но прочее мне недоступно.

Иньиго подкрался и выглянул. Басил могучий человек, плечистый брюнет верхом на статной бурой кобыле. Явно вельможа, но Иньиго не понял, из какой страны.

– Я желаю получить величайший клинок со времен Экскалибура.

– Надеюсь, желание ваше сбудется, – сказал Доминго. – А теперь, если позволите, у нас почти состряпан обед, и…

– Я тебя не отпускал. Стой, где стоишь, или узри мой гнев – а он, должен тебя предупредить, изряден. Темперамент у меня просто убийственный. Что-что ты сказал про обед?

– Я сказал, что обед состряпается через несколько часов, дел у меня нет, а сходить с места я даже и не думал.

– По слухам, – сказал вельможа, – в горах над Толедо живет гений. Величайший оружейник на свете.

– Он порой сюда наведывается – вот почему вы ошиблись. Его зовут Есте, и живет он в Мадриде.

– За исполнение своего желания я заплачу пятьсот золотых, – сказал плечистый вельможа.

– Все наши деревенские за всю жизнь столько не заработают, – ответил Доминго. – Честное слово, я бы рад. Но вы обознались.

– По слухам, мою проблему решит Доминго Монтойя.

– В чем ваша проблема?

– Я великий фехтовальщик. Но мне не попадалось оружия, отвечающего моей своеобычности, и я не могу достичь пределов мастерства. Будь у меня оружие, отвечающее моей своеобычности, я превзошел бы всех на свете.

– Что за своеобычность?

Вельможа показал правую руку.

Доминго разволновался.

Рука была шестипалая.

– Понимаешь… – начал вельможа.

– Разумеется, – перебил его Доминго. – Вам не подходит баланс, он рассчитывается для пяти пальцев. Любой эфес вам тесен, он рассчитан на пять. Обычному фехтовальщику это безразлично, а великому мастеру однажды станет неудобно. Величайшему фехтовальщику требуется комфорт. Хватка на рукояти должна быть естественна и бездумна – все равно что глазом моргнуть.

– Очевидно, ты понимаешь, какие трудности… – снова начал вельможа.

Но Доминго воспарил туда, где слова его не достигали. Иньиго в жизни не видел отца в таком возбуждении.