Принцесса на бобах - [5]

Как и Перумов, Василий Головачев нетвердо различает «хороших» и «плохих», поскольку торопится накрошить персонажей побольше. Недавний его роман «Регулюм» не хуже и не лучше остальных. Существует мнение, будто фантастические боевики Василия Головачева одинаковы, поскольку все изготовлены из одних и тех же подручных материалов: словаря иностранных слов, популярного руководства «Основы рукопашного боя», справочника по стрелковому оружию и книги Д. Андреева «Роза Мира». Однако нам этот подход к головачевским романам кажется упрощенным. На самом деле сочинения этого автора делятся на две категории: а) с краденым сюжетом; б) без сюжета вовсе. В романах второй категории все непрерывно горит и бессмысленно крушится, герои дерутся ногами, пуляют друг в друга из различных видов оружия (от модифицированного современного до абсолютно фантастического), а в промежутках между стрельбами ведут заумные разговоры, интонируя прописные буквы, с которых начинается каждое второе слово («Не его ли берегут Хранители, Люди Внутреннего Круга, опекающие Храмы, то есть Модули Иной Реальности?» — цитата наугад из романа «Перехватчик»). В головачевских романах категории номер раз: стрельбе, дракам и броуновским перемещениям персонажей по вертикали и горизонтали придана толика смысла — за счет простодушного рэкета у коллег-фантастов.

«Регулюм» принадлежит к первой категории. Фантазийный хаос нанизан на сюжет «Конца Вечности» Айзека Азимова — с той лишь разницей, что простоту азимовского мироустройства здесь подменяет невероятная запутанность («Иерархия Мироздания гораздо сложней, чем мы считаем»), а путешествия во времени называются иными, более заковыристыми, терминами; причем всякий раз другими. Кроме муторных описаний разнообразных бойцовских приемов, кроме дурной геополитики дугинского розлива (Россия — «главный фактор стабилизации человеческого социума в целом. Тот, кто управлял Россией, по сути, управлял миром») и привычной даниил-андреевщины («Роль стабилизатора Регулюма выполняет общечеловеческий эгрегор как разумная надсистема»), книгу подпитывают отголоски свежих голливудских сюжетов. Одна из глав названа «Миссия невыполнима», да и без братцев Вачовски дело не обошлось («Человек — не владыка Вселенной, а всего лишь элемент энергоинформационной Матрицы Мироздания»). На Стаса, главного героя, пребывающего в «состоянии внутренних разборок с самим собой» (проблемы в личной жизни), сваливается еще задачка упорядочения Хаоса. Помогают Стасу его школьный друг и прекрасная агентесса из Скрытых Столетий (чтобы не морочить читателю голову головачевскими словесами, воспользуемся азимовской терминологией). Герой, «сканируя пространство в поисках злых намерений», берет к ногтю не только всякую вражескую шестерку («квадратное лицо которой с расплющенным носом говорило о почти полном отсутствии интеллекта»), но и дичь покрупнее — вплоть до уровня замглавы Администрации Создателя. Хотя временами у Стаса «голова была заполнена дымом эйфорической заторможенности» и дым валил аж из ноздрей, в финале герой почти разрушил Вечность и почти воссоединился с возлюбленной… Или почти воссоединился с Вечностью и почти доконал возлюбленную? Прелесть текстов Головачева в том и состоит, что финалы можно толковать и так, и сяк — на тиражах это не отражается.

Там, где нас нет

Увы, «килобайтаж» недоступен тем немногим фантастам, которые стараются увязать сюжетность с художественностью и пишут медленно. Речь идет о Марине и Сергее Дяченко («Пещера», «Армагед-дом»), Михаиле Успенском («Там, где нас нет»), Евгении Лукине («Зона справедливости»), Юлии Латыниной («Инсайдер»), работающих в жанре «фантастического реализма». Жанр этот восходит к классике — повестям Гоголя и раннему Достоевскому, где Невероятное может вторгнуться в реальную жизнь — и перевернуть эту жизнь вверх дном. Читатель, уставший и от наукообразных посылок НФ, от надоедливо-сказочных посылок fantasy, от «килобайтных» боевиков и утопий с привкусом Лубянки, мог бы принять такие правила игры… Но пока этот читатель немногочислен. Музыку заказывает не он.