Принцесса Иляна - [123]

Тем грустнее было собирать Влада в дорогу. Да и сам он не особенно радовался тому, что Матьяш выполняет своё обещание вернуть «кузену» трон.

Однажды, когда Илона вытащила из сундука тёплые вещи, которые мужу следовало на всякий случай с собой взять, он хмуро спросил:

— Ты меня на целый год хочешь из дому отправить? Зачем мне зимний плащ? Сейчас ведь лето.

Влад, очевидно, не хотел вспоминать, что уезжает надолго, поэтому она в шутку спросила:

— А может, не поедешь?

Он оглянулся, не слышит ли кто из слуг, и серьёзно ответил:

— Матьяшу не говори, но, будь моя воля, наверное, и не поехал бы, остался здесь. Наверное, это и есть старость, когда никуда не тянет ехать, а хочется дома кости греть на мягкой перине.

Илона повернулась к нему:

— При чём тут старость?

— Да притом, что голова всё белее, — Влад глянул вправо-влево, на пряди своих волос, спускавшихся на плечи, и небрежно покрутил в пальцах кончик одной из прядей. В ней ясно виднелись серебряные нити.

— Зато здесь, — Илона положила ладонь ему на грудь чуть ниже того места, где начинался ворот его рубашки, поддетой под кафтан, — здесь ни одного седого волоса. Ты не стар. Ты просто не хочешь уезжать от меня. Обещай, что мы увидимся осенью. Если нужно, я приеду в Эрдели. Вот тогда и привезу тебе твои тёплые вещи, чтобы ты сейчас не таскал их с собой.

— А сын? — Влад имел в виду Михню, поскольку Ласло, как всегда, должен был сопровождать отца в походе. — Как же ты его оставишь?

— Я не оставлю, — ответила Илона. — Он тоже поедет в путешествие. Осенью ему будет уже полгода, и он хорошо перенесёт дорогу.

В день отъезда мужа и пасынка в Эрдели все, как обычно, проснулись спозаранку. Летнее утро было прохладным, а на мостовой и на фасадах домов, как всегда в этот час, лежали тёмные тени. Илона провожая путешественников, стояла возле раскрытых ворот своего дома и смотрела, как всадники и вьючные лошади скрываются за поворотом в конце улицы. Влад, уже готовясь повернуть за угол, посмотрел в сторону супруги и в качестве прощального приветствия показал ей раскрытую ладонь, а Илона вдруг почему-то почувствовала, что ей страшно — по-настоящему страшно, что муж уже не вернётся.

Тем радостнее было Илоне в конце сентября получить письмо, где Влад просил свою супругу приехать в город Надьшебен. Из предыдущих писем мужа и пасынка уже было известно, что этим летом турки с большим войском напали на Молдавию. Вглубь страны нехристи заходить не стали, а вместо этого двинулись через горы в Эрдели, но, по счастью, там уже находился Влад вместе с Иштваном Батори, под началом которых собралось около тридцати тысяч воинов.

Этого количества хватило, чтобы дать туркам отпор, а затем венгерская армия двинулась на соединение с молдавской, оттесняя неприятеля всё дальше к югу. И вот теперь Илона узнала, что воины из Эрдели соединились с молдаванами, но так и не получили от короля Матьяша повеление двинуться в Валахию, а без них молдаване идти не хотели. Собственно, именно поэтому Влад отправил жене письмо: он решил воспользоваться временем вынужденного безделья, чтобы повидать её.

«Пока в войне затишье, и я не знаю, сколько оно продлится, — сообщал он. — Наше с Иштваном войско сейчас стоит на границе Эрдели с Молдавией. Делать нам нечего, но и уехать от войска надолго я не могу. Как ты думаешь, моя супруга, не прокатиться ли тебе в Надьшебен? Погода сейчас хорошая: не жарко, но и не холодно. Дождей нет, и потому путь будет удобным. В Пешт я никак не могу приехать, но до Надьшебена мог бы легко добраться и провести там несколько дней или неделю. Если ты полагаешь, что Михня хорошо перенесёт дорогу, я буду рад видеть в Надьшебене вас обоих. Турки в этом году уже не явятся в Эрдели, поэтому беспокоиться вам не о чем».

Илона в тот же день отправила ответ через королевскую почту, что обязательно приедет, и что муж, получив это письмо, может быть уверен, что его семья уже в дороге. Илона указала число, когда отправится в путь, и когда по расчётам должна оказаться в Надьшебене: «Когда я с сыном приеду, то остановлюсь в гостинице для паломников при местном монастыре иезуитов или монастыре францисканцев. Там я буду тебя ждать. Ты легко меня отыщешь».

И вот большая колымага, запряженная двумя рослыми рыжими конями, двинулась по широкой укатанной дороге, вившейся среди желтеющих полей и лестстых холмов. Это была та самая колымага с красными парчовыми занавесками, в которой Илона приехала в Буду полтора года назад. На резных дверцах всё так же был виден герб семьи Силадьи — бурая коза, выпрыгивающая из золотой короны — но увы, Илона не могла его закрасить и нарисовать герб мужа, потому что колымага принадлежала отцу, Ошвату Силадьи. Ему же служили два десятка конных челядинцев, сопровождавших экипаж, но Илона настояла, что жалование за то время, которое проведёт в поездке, заплатит им сама.

Внутри колымаги опять было тесно от узлов и дорожных корзин, но напротив Илоны теперь сидела не Йерне, а совсем другая служанка, молодая. Сама же Илона ничуть не грустила, а счастливо улыбалась, потому что держала на руках ребёнка. А ещё её очень забавляло поведение сидевшей рядом кормилицы, которая никак не могла взять в толк, почему возможный переезд в Валахию нисколько не пугает госпожу, а только радует.