Если вы ДРОЖМЯ ДРОЖИТЕ, то вы не можете ДРОЖМЯ РЕВЕТЬ, а если РЕВМЯ РЕВЕТЕ, то не можете РЕВМЯ ПЛАКАТЬ. Вы можете ПЛАЧМЯ ПЛАКАТЬ. А если ЛИТЬ слезы, то, конечно, ЛИВМЯ, а не, допустим, ТОРЧМЯ. ТОРЧМЯ можно только ТОРЧАТЬ. Не СТОЯТЬ, не ЛЕЖАТЬ, а только ТОРЧАТЬ. (Когда вам захочется постоять, вы СТОЙТЕ СТОЙМЯ, а когда полежать — ЛЕЖМЯ ЛЕЖИТЕ).
Такие они, эти наречия на — МЯ: они признают только родственные отношения. И это в тексте, где каждое слово трудится ради общего смысла!
Некоторые глаголы никак не могут удержаться, чтоб не пристроить возле себя родственника. Глагол скажет: «Сидеть!», а родственник подхватит: «Сидмя сидеть!» И — ничего своего. Примкнет — и больше с него не спрашивайте. Так можно всю жизнь примыкать и за всю жизнь не высказать ни одной собственной мысли.
Какой-нибудь самоотверженный глагол ГОРИТ на работе, а при нем уже кто-то ГОРМЯ ГОРИТ. То есть не горит, а только примыкает к горению. И это родственник глагола ГОРЕТЬ! Такой глагол, а не удержался, чтоб не пристроить рядом с собой родственника!
Грамматики объясняют, что это, мол, пережитки старых форм. Такие пережитки кого хочешь переживут да еще потом примкнут к его светлой памяти: мы ГОРМЯ ГОРЕЛИ, СТОЙМЯ СТОЯЛИ…
Гнать их надо гонмя, чтоб их здесь видмя не видели, слышмя не слышали!
В некоторой книге, где растут на дереве фиги, посреди страницы, которой правят царь и царица, жили-были три друга-местоимения: ЛЮБОЙ, КАЖДЫЙ и ВСЯКИЙ. Такие были друзья, что каждое дело, всякое дело, любое дело делали сообща, во всяком вопросе, в каждом вопросе, в любом вопросе имели общую точку зрения. Потому что они были не только друзья, но и синонимы, а для слов это очень важно.
Стоило ЛЮБОМУ куда-то отлучиться, и уже КАЖДЫЙ и ВСЯКИЙ начинали испытывать беспокойство. А если ВСЯКИЙ пропадал на какое-то время, то испытывали беспокойство КАЖДЫЙ и ЛЮБОЙ.
Однажды, когда ВСЯКИЙ и ЛЮБОЙ волновались по поводу того, что КАЖДЫЙ где-то ходит, ВСЯКИЙ, поволновавшись, сказал:
— Без КАЖДОГО можно обойтись.
— Ну что ты! — запротестовал ЛЮБОЙ. — Как можно обойтись без КАЖДОГО?
— Во всякое время!
— В любое время?
— Вот именно. Можно обойтись во всякое время, в любое время, но только не в каждое время, потому что так не говорят.
— Неужели не говорят? — огорчился ЛЮБОЙ. Он привык, что там, где годятся ЛЮБОЙ и ВСЯКИЙ, годится и КАЖДЫЙ. А тут вдруг получается, что не КАЖДЫЙ, а только ВСЯКИЙ И ЛЮБОЙ.
А ведь они считали, что в каждом тексте, в любом тексте, во всяком тексте могут друг за друга постоять, как это бывает у синонимов. А оказывается, КАЖДЫЙ не готов за своих собратьев постоять, как они готовы за КАЖДОГО.
Но тут пришел КАЖДЫЙ, и все опять было хорошо. Не каждую дружбу легко разрушить. Прошло время, и куда-то отлучился ЛЮБОЙ, а КАЖДЫЙ и ВСЯКИЙ волновались по этому поводу. И, поволновавшись, ВСЯКИЙ сказал:
— Стоит ли волноваться всякий раз?
— Каждый раз?
— Обрати внимание, — сказал ВСЯКИЙ, — можно сказать «всякий раз», можно сказать «каждый раз», но «любой раз» сказать нельзя, потому что это будет неправильно.
— Неужели неправильно? — удивился КАЖДЫЙ. Он привык, что там, где правильно каждое и всякое, там правильно и любое.
Но оказалось, что это не так. Оказалось, что ЛЮБОЙ не способен на то, на что способны КАЖДЫЙ и ВСЯКИЙ.
— Видно, каждому свое, — вздохнул КАЖДЫЙ.
— Вот именно. КАЖДОМУ свое, ВСЯКОМУ свое, но только не ЛЮБОМУ свое, потому что это будет неправильно.
Но тут появился ЛЮБОЙ, и опять все было не свое, а общее. Любая мелочь, каждая мелочь, всякая мелочь, не говоря уже об общих больших делах.
И все же что-то осталось. В глубине души у ЛЮБОГО и КАЖДОГО что-то осталось… Потому что если ВСЯКИЙ начинает искать изъяны у КАЖДОГО и ЛЮБОГО, то изъяны рано или поздно появятся.
Это понимает КАЖДЫЙ.
Это понимает ЛЮБОЙ.
И даже ВСЯКИЙ понимает, хотя виду, может быть, не показывает.
Персты перса были усыпаны перстнями, которые проступали сквозь перчатки, а на перстах его наперсницы был только наперсток. Посчитал перс все эти родственные слова и говорит наперснице:
— Имею сведения, что среди этих родственных слов затесались два неродственных. Нужно их немедленно удалить из текста.
Наперсница заплакала:
— Я знаю, ты хочешь удалить меня. Я тебе надоела.
— Да не о тебе речь. Речь о лишних словах, нам неродственных… Может, это твой НАПЕРСТОК?
— У тебя все персты усыпаны перстнями, а у меня только один наперсток. И ты хочешь его удалить?
— Не перстни же мне удалять: как-никак драгоценности. И, кроме того, пришлось бы удалять и персты, потому что у них тот же корень.
— А наперсток? Разве он не потому называется наперстком, что надевается на перст?
Перс призадумался. Действительно, положение: удалишь наперсток — придется удалять и перстни, и даже персты, потому что все они родственники.
