Принцесса для императора - [36]

— Не дёргайся, если хочешь жить, — цедит он и, у испуганно застывшей, задирает подол. — Ноги раздвинь.

Ингвар представляет, что это Мун послушно выполняет его приказ, и возбуждение становится болезненным, он высвобождает жаждущую плоть и торопливо ложится на девушку. Гибкое юное тело, горячее лоно — всё пьянит его, переполняя страстью и ненавистью. Он торопливо наслаждается приливом сил, воображаемым ненавидящим взглядом жёлтых глаз королевы.

Кончив, Ингвар поднимается, сразу забывая о служанке. Он не уверен, что снова хочет рисковать властью, помогая взойти на престол человеку, послушание которого под вопросом (возможно, Сигвальд подчиняется отцу лишь из любви и уважения, а получив корону, может взбрыкнуть), к тому же брак с юной принцессой — это так соблазнительно.

Тихий шорох заставляет его опомниться. Он видит приоткрывающую дверь служанку, понимает — если та расскажет о совершённом им, выволочки от Императора не избежать. А Ингвар вовсе не хочет выволочки от ненавистного дикаря, не хочет, чтобы его снова отослали невесть куда и лишили возможности лично затянуть на шее Императора петлю.

— Пойдём, я заплачу тебе, — Ингвар улыбается, легко скользя к служанке.

Она медлит всего секунду, и этого достаточно, чтобы вогнать ей в почку кинжал. Крови совсем мало, Ингвар бросает тело на ковёр и закатывает, оттаскивает за софу. Осталось позвать верных людей, которые уберут труп и отошлют свидетелей-стражников в восточную провинцию.

***

Конечно же по закону подлости первое, что спрашивает Фрида:

— Ну как прошла первая брачная ночь?

Глаза горят, дыхание участилось от нетерпения, а её пальцы почти больно стискивают мои ладони. Она такая дивно хорошенькая с завитыми волосами, в платье цвета неба, чистая и благоухающая.

О, что мне сказать? Краснею.

— Хорошо, — это ведь почти правда.

— Ну и как… — Фрида заливается краской, взглядом указывает на пах. — Какой у него? Как выглядит? Говорят, он противный, но у принца, наверное, должен быть красивый, да?

Лучше бы я провалилась сквозь землю.

— Точно не противный, — шепчу, задыхаюсь от смущения. Почти хныкаю: — Фрида, мне очень стыдно об этом говорить, давай… дай время к этому привыкнуть.

— О. — В её взгляде азарт спорит с сочувствием. — Ну тебе хотя бы понравилось?

— Да, конечно, — киваю: это тоже почти правда, я ведь не могу сказать, что первая брачная ночь мне не понравилась.

— А как часто вы этим занимаетесь?

— Фрида, — простонала я и закрыла лицо руками.

— Ну ладно-ладно, — она обнимает меня. — Прости. Но мама мне не рассказывает об этом, подруги остались дома, а те, что рассказывали, говорили сущие ужасы. Говорят, это очень больно и крови много и потом неделю всё ноет. А ты не выглядишь несчастной, вот я и подумала, может, они нарочно врали?

Чувствую, как холодеет лицо и кровь отливает от сердца: а если они не лгали? Если это в самом деле так ужасно? И со мной это случится не сегодня-завтра.

— Мун, что с тобой? Тебе плохо? — Фрида тоже бледнеет, её лицо подёргивается дымкой.

Слёзы. Кажется, я сейчас заплачу от страха. Я не хочу первую брачную ночь, не хочу крови и боли и…

— Мун, — Фрида подводит меня к софе и усаживает. — Кого-нибудь позвать? — Она хлопает себя по лбу. — Ну конечно позвать, ты же принцесса, а не простолюдинка…

Она поднимается, но я хватаю её за руку:

— Не надо, всё хорошо, просто… не знаю, что на меня нашло, это от волнения.

Улыбаюсь, а в мыслях крутятся её слова: «Это очень больно и крови много и потом неделю всё ноет». Как мне через это пройти? Не надо думать об этом, не сейчас. Сжимаю руки Фриды и выдавливаю улыбку:

— Лучше расскажи, как вы устроились.

Сначала Фрида тревожно на меня смотрит, но с разговором распаляется, увлекается, и я узнаю о судьбе моих приёмных родителей.

Они выкупили особняк в центре Викара, их завалили приглашениями и просьбами о встречах. Родители очень растерялись, но Фероуз помогает им наладить быт. Я не могла не задаться вопросом, помогал Фероуз от чистого сердца или по приказу Императора. Хотя мне, наверное, стоило думать, что идея помочь моим совершенно не привыкшим к такой жизни родственникам исходила от мужа.

Обрисовав ситуацию в целом, Фрида пускается рассказывать о красоте дома и сада, о новых вещах и одеждах, об уроках танцев и этикета, о том, сколько у неё теперь поклонников и как непривычно, что с утра не надо вставать на заре и идти в поле.

Фрида вновь вцепляется в мою руку и спрашивает:

— А как Император?

К лицу приливает кровь:

— В смысле?

— Ну… он страшный? Говорят, он просто ужасающий.

— Не заметила.

— И он тебя… не притесняет? Всё же ты дочь прежних правителей.

— Нет, он… очень добр.

— А он показывал… ну… сушёные головы короля и королевы?

— Нет. И не упоминал о них. Вероятно, это глупая сплетня.

Наверное, мне должно быть грустно вспоминать, что он виновен в смерти моих настоящих родителей, но мне становится как-то… странно: не грусть, не злость, может, только отдалённое сожаление о потерянной семье. И немного неловко, что я не испытываю гнева или жажды мести.

Наверное, я должна ненавидеть Императора, а не тонуть в его насмешливых глазах.

— А принц похож на отца?