Принцепс - [7]

Девятого февраля был избран новый Вселенский Патриарх Кирилл I, а десятого он помазал на царство нового Базилевса, Ричарда I Плантагенета. С помазанием Ричард хотел повременить, сначала объявив Византию республикой, но соратники убедили его изменить решение. «Мы сделали то, что должно, и прятаться за республиканские тряпки – это трусость, Сир.» – прямо так и заявил ему адмирал-фараон, которого хоть и молча, но твёрдо поддержали Гийом де Баскервиль, Ицхак Левит и Патриарх Кирилл I.

Что с них взять… Люди древние и дикие, всё происходящее оценивают в очень узком диапазоне, будто подглядывают в замочную скважину. Ричард не боялся последствий этого шага, ему было наплевать, как это воспримут франки, но входить в историю Константинопольским мясником он не хотел. Не хотел, но пришлось.

Глава 4

Весть о взятии Ричардом Константинополя, достигла дворца Сите[15] семнадцатого февраля, всего на день позже известия о сдаче Женевы бешеному Роберту де Бомону, графу Лестера. Конечно, Женева – это ещё далеко не всё Бургундское графство, большинство замков на его территории до сих пор удерживалось гарнизонами франков, но сдача столицы была Знаком.

Прочитав донесение о падении Константинополя, Филипп-Август минут двадцать просидел неподвижно, как мраморная статуя, лишь холодный пот, стекавший из-под лопаток по позвоночнику, свидетельствовал о том, что он ещё жив. До короля франков внезапно дошло, что это не просто одна из войн, в которой можно чем-то поступиться, что-то уступить, откупиться, в конце концов, ради заключения мира, нет. Это была последняя война, которую невозможно закончить миром. Либо победа, либо смерть. А надежды на победу уже не было.

Датский король от союза отказался категорически, даже не став выслушивать, что ему за это предлагается, поляки деньги взяли, но после вторжения в Силезию бастарда Ричарда, герцога Богемии, рассчитывать на их помощь было по меньшей мере наивно, им самим теперь нужно было помогать, а получивший больше всех Базилевс, Алексей Ангел, уже оставил всё земное богатство проклятому Ричарду и сейчас исповедуется Святому Петру, перед вратами Рая. А скорее, чертям в Аду, сидя на сковороде.

Можно ещё было успеть устроить Ричарду пакость, вторгшись в Нормандию, но это уже ничего не изменит. Нормандию Ричард готов пожертвовать как пешку, ему такое развитие событий было бы даже на руку. Склонное к мятежам феодалов герцогство он готов сдать, слишком уж много местных баронов в нём склонялись на сторону франков. Сдать на время, чтобы отделить агнцев от козлищ, выявить скрытых врагов, а потом вернуться и всех их отправить следом за Базилевсом.

Чёртова Византия! Кто-же знал, что она настолько трухлявая, и падёт под ударом всего-навсего десятитысячного войска. Это при том, что пушки при взятии Константинополя не применялись, об этом известно из достоверных источников. Чёртовы пушки! Образец пороха раздобыть удалось, удалось и определить его состав, но это мало что дало. Купленные на вес серебра несколько бочонков «китайской соли» истратили на эксперименты, но результата добиться так и не удалось. Пушки, отлитые по образцу антиохийских, взрывались, убивая и калеча экспериментаторов, но стрелять не хотели. А та которая стреляла, получилась в четыре раза тяжелее оригинала. Такую можно разместить в городе, например, напротив ворот, но никак не маневрировать ей в полевом сражении. К тому-же, вся «китайская соль» доставлялась с востока контрабандой, и рассчитывать на регулярные поставки не приходилось.

Не приходилось рассчитывать и на вассалов. После того, как герцог Эд Бургундский и граф Людовик де Блуа приняли крест и отправились в Святую землю, первым желанием Филиппа-Августа было конфисковать владения дезертиров, он даже подготовил соответствующий эдикт, который так и не огласили. Архиепископ Реймса воспротивился этому категорически, заявив, что это вызовет немедленный бунт всех вассальных королю феодалов, даже самых лояльных. В таком случае всё закончится даже раньше, чем до Парижа доберутся германцы.

«Лояльных…» Филипп-Август поморщился. Лояльными теперь считались те, кто выплатил щитовые, а больше всех выплатил Ричард, будучи герцогом Нормандии, Аквитании, графом Анжу и Мэна. Сенешали его владений платили без напоминаний, даже не дожидаясь установленной даты, что выглядело хоть и завуалированным, но откровенным глумлением. Для Львиного Сердца установленные эти выплаты были каплей из моря его доходов и для всех посвящённых больше напоминали подачу милостыни. Откупиться предпочли даже те, кому для этого пришлось влезать в долги, а под знамя короля Франков встали только те сеньоры и рыцари, которым в долг уже не давали, и рассчитывать на их стойкость было по меньшей мере наивно.

Филипп-Август оказался в положении больного чумой, с которым опасались даже просто общаться, чтобы не подхватить заразу. Его уже списали и похоронили. Поддержку оказывали только церковные Пэры, которым категорически не нравилось происходящее в Риме. Они искренне считали Ричарда воплощением Дьявола, но какой с этого толк? Дьявол воевал в Северной Африке, Аравии и Константинополе, а до Парижа ему дела не было. На Париж надвигались оскорблённые потерей Бургундского графства имперцы, движимые вполне человеческими чувствами. Обвинить их в связи с Дьяволом-Ричардом? Засмеют. Становится посмешищем перед самой смертью не хотелось.