Принц Шарль-Жозеф де Линь. Переписка с русскими корреспондентами - [29]

; впрочем этот отчет indignatio fecit[288]; ибо меня возмущает низкая зависть, каковую Европа питает к России. Я хотел бы научиться жить в той части Европы, которая старается опорочить другую, более обширную часть; коли она дала бы себе труд сдвинуться с места, то увидела бы, где больше варварства. Поразительно, к примеру, что Грации перепрыгнули через нашу Священную империю, дабы, бросив Париж, обосноваться в Москве и за двести верст от нее, где мы нашли очаровательных женщин, прекрасно одетых, танцующих, поющих и, возможно, любящих, как ангелы.

Император был в высшей степени любезен в течение трех недель, проведенных с нами. Беседы в карете двух лиц, имеющих 60 миллионов жителей и 800 тысяч солдат, не могли не быть занимательными, и я сим весьма пользовался, зачастую вставляя какую-нибудь глупость, смешную для меня, и ожидая, что она рассмешит других; ибо мы все время наслаждались свободой, единственно составляющей усладу общества, и Вам известна простота, царящая в обществе императрицы: ее забавляет пустяк, и она возносится в высокие сферы, только когда речь заходит о великих предметах.

Совершенно необходимо, господин барон, вернуться нам сюда вместе; то будет споспешествовать тому, что я буду еще лучше принят. Не потому, что Вам надобно напомнить императрице, сколь Вы любезны, ибо, коль нет Вас, Вы пред ней, но ей будет весьма приятно сказать: он здесь, искать не надо[289]. Вы сделаете прелестные знакомства; господин Мамонов, к примеру, подает самые большие надежды; он полон ума, любезности и познаний. Вы догадываетесь о том, сколь украсил все наше путешествие граф де Сегюр. Мне весьма жаль, что оно почти завершилось.

Я велел соорудить храм, посвященный императрице, о чем говорит надпись на нем, близ той скалы, что неподалеку от скалы Ифигении, и алтарь дружбы, посвященный князю Потемкину, посреди прекраснейших и самых могучих фруктовых деревьев, какие я когда-либо видел, и на берегу моря, где сливаются все горные потоки. Сей небольшой участок земли, дарованный мне императрицей, называется Партеница, или Девственный мыс; здесь проживает пятьдесят шесть татарских семейств, вовсе не таких татар, как богини и цари, требовавшие, как известно, жестоких жертв. Не знаю более прелестного места; я мог бы сказать:

Вот так же на брегах Идалии счастливой

Европа с Азией встречались всем на диво[290].

Ибо здесь видны горы Анатолии. Весьма необычно то, что именно на берегах Черного моря, спокойно живя среди неверных, я узнал, что верноподданные Австрийского дома восстали на берегах океана. Не ожидал, что для меня будет безопаснее на моих землях на берегу Понта Эвксинского, нежели на землях Фландрии.

Будьте добры передать сей пакет по указанному адресу и принять уверения в совершенном почтении, каковое я питаю к Вам наряду со всеми, кто с Вами знаком или слышал о Вас, так же, как я разделяю с Вашими друзьями нежную привязанность, внушенную Вами, и, выражая Вам оную, имею честь

Подпись: Принц де Линь.

Принц де Линь Ф. М. Гримму, Москва, 3 июля 1787 г. (н. ст.) [291]

Нынче прошло два месяца с тех пор, как мы выехали из Киева, и мы все прибыли сюда в добром здравии после занимательнейшего, самого триумфального и великолепнейшего путешествия из всех когда-либо совершенных, не испытав ни малейшей неприятности и не подвергшись никакой беде. Не могу удержаться и не сказать, что газеты, благосклонно нами занимавшиеся, нас весьма повеселили. Дабы успокоить стольких доброжелателей России, скажу им, что после прелестного плавания по Борисфену мы обнаружили порты, армию и флот в самом блистательном состоянии; что Херсон и Севастополь превосходят все, что можно о них сказать, и что каждый день был отмечен каким-нибудь важным событием; то это были маневры семидесяти эскадронов регулярных и великолепных войск, превосходно атаковавших строем; то взметающие пыль казаки, упражняющиеся вокруг нас на свой манер; то китайские татары, некогда изменившие своему хану Сахин-Гирею[292], который хотел заставить их вступить в военную службу, и сами составившие полки с предложением императрице взять их под свое начало. Пустынные пространства, по коим мы проезжали в течение двух-трех дней, те места, откуда Ее Императорское Величество изгнало ногайских и запорожских татар, которые всего десять лет тому назад опустошали империю или угрожали ей, были во время ужина и отхода ко сну украшены великолепными палатками, и эти лагеря азиатской пышности на воде и на земле, имевшие вид празднества, которое следовало за нами повсюду, представляли собой самое воинственное зрелище.

Пусть сии пустыни не слишком тревожат доброжелателей, подобных газетчикам Нижнего Рейна, Лейдена, «Вестника Европы»[293] и т. д., вскоре их покроют всходы семян, леса и села; здесь уже построены военные поселения, где теперь вместо солдат будут жить крестьяне, привлеченные плодородной почвой. Если эти господа узнают, что в каждом губернском городе императрица оставила подарки на более чем сто тысяч экю, и что каждый день был отмечен дарами, балами, фейерверками и иллюминацией на два или три лье кругом, то их, возможно, станут беспокоить финансы империи. К сожалению, состояние финансов — самое цветущее, и национальный банк под управлением графа Андрея Шувалова, одного из самых умных и образованных людей, неиссякаемый источник для государыни и ее подданных, должен сих доброжелателей успокоить. Ежели по причине любви к человечеству они беспокоятся о счастье сих подданных, то пусть знают, что они рабы только затем, дабы не причинять зла ни себе, ни другим, но при этом вольны обогащаться, что они зачастую и делают, о чем свидетельствуют богатые костюмы жителей в тех областях, по коим мы проезжали. Что касается иностранных дел, то пусть доброжелатели положатся на саму императрицу; во время путешествия она каждый день работала, по утрам с графом Безбородко, весьма заслуженным министром