Принц и танцовщица - [47]
Отодвинувшись, банкир сказал:
— Коль дело коснулось женщины, расправляйтесь сами. Я в этом вам не помощник. Я взял на себя принца, но здесь — умываю руки.
— Скажите, — какой джентльмен!
— Я всегда был джентльменом, всегда! — наставительно подчеркнул Мекси.
Медея рассмеялась, имея, очевидно, какие-нибудь основания усомниться в джентльменстве дистрийского волшебника.
10. СЧАСТЬЕ АРОНА ЦЕРА
Мекси приказал Арону действовать самым решительным образом.
Цер, желая угодить своему патрону, выпалил:
— Знаете, его можно убить! Совсем убить!
— Церини, вы с ума сошли.
— Наоборот, у меня очень свежая голова, потому я и говорю. Здесь есть люди с такими ножами, — Цер отмерил своими ладонями самое скромное полметра в длину, — эти ножи раскрываются с таким шумом, как если бы целое стадо голубей взяло и улетело. Шум такой, фррр… Даже страшно. Если такой испанец раскрывает свой нож в десяти шагах, то делается уже страшно. Я теперь не посещаю кварталов, где эти люди с такими ножами. Мне так и кажется…
— Да замолчите вы, несносный болтун. Ряд мелких уколов чаще сильнее действует, чем смерть, особенно же на тех, кто самолюбив.
— Довольно!.. Церини понимает с полуслова. Так я уже перехватил вашу идею… Я уже на всякий случай подружился… Он из цирка. Называется очень громко: шталмейстер, а выговаривается «конюх»… Мы с ним выпили бутылочку вина. Этот конюх говорит, если надо сделать что-нибудь принцу, он берет на себя. Он сделает! Если, если ему немножечко заплатить, и то вперед. Деньги на бочку. У него даже есть готовый трюк, но он держит его в секрете. Если патрон мне даст «карт-бланш», то я ручаюсь за успех. Скоро будет новое парадное представление, и опять будет присутствовать на нем сам король испанский. А ведь вы знаете, что король испанский в приятельских отношениях с «нашим другом» Язоном. Так вот, хорошо его оскандалить во время этого самого гала-представления. Разумеется, не короля, а Язона.
Но пока Цер собирался «оскандалить» наездника высшей школы во время гала-представления, он сам, Арон Цер, был весьма оскандален и сконфужен.
Медея с первых дней в Сан-Себастиане поручила ему следить за княжной и принцем. Это была злая прихоть танцовщицы. Пусть он, мол, преследует их по пятам. Они вдоль берега, и Цер за ними, они сядут на камнях, и Цер устроится где-нибудь, хотя и на приличной дистанции, но все же на виду.
Цера хватило только всего-навсего на одну слежку. А на дальнейшее — закаялся.
По утрам княжна и принц совершали прогулки за город, где меньше людей и больше природы.
Цер, исполняя директивы Медеи, отправлялся за влюбленными, держась в какой-нибудь сотне шагов за ними. И вот уже кончился Сан-Себастиан, кончились пригородные виллы, а княжна и принц, увлекаясь друг другом и беседой, шли все вперед и вперед. Ансельмо Церини, избегавший передвигаться пешком, — то ли дело автомобиль? — проклинал свою миссию, к тому же не совсем безопасную. Если его заметят, вспыльчивый Язон может его избить тростью, и выйдет маленькая неприятность. Но случается иногда, ждешь неприятности лицом к лицу спереди, а она тебя подстерегает сзади. Так случилось и с Цером.
Одетый по-курортному, в белые фланелевые панталоны и белые туфли, шел он, держа в руке панаму и все более и более проникаясь мыслью, что его не заметят и все сойдет благополучно. Еще немного, и он совсем проникся бы этой мыслью, как вдруг сзади кто-то энергично «коснулся» концом трости его плеча. Похолодевший Цер съежился, не решаясь обернуться, боясь увидеть что-то донельзя страшное.
Кинуться наутек, уповая на резвость ног, не хватило мужества, ибо иногда и для бегства необходимо некоторое мужество. Две сильные руки схватили Цера за плечи, и, резко повернутый, словно вокруг оси, он увидел перед собой такое страшное, такое страшное лицо, что сначала на мгновение зажмурил глаза, вспомнив свой револьвер, оставшийся в чемодане.
Это «страшное» оказалось Мавросом. Да, это был князь Маврос, не призрачный, а настоящий, во всей своей многообещающей реальности.
— А, наконец-то я тебя поймал, негодяй! Теперь ты не убежишь! Это пустынный берег, а не Париж, и к твоим услугам нет снующих такси…
— Я… Я… Я… — Цер не мог произнести ни одного звука. Нижняя челюсть с подстриженной бородкой ходила ходуном, а зубы как-то цокающе выбивали дробь.
Мавросу от души хотелось рассмеяться, — так был жалок и гадок Цер, — но напряжением лицевых мускулов он сделал себе жестокий свирепый «грим».
— Мерзавец! Ты подглядывал за Его Высочеством?
— Д-даа… то есть нет, нет… Я… Я… Я… гуляю для… моциона…
— Ты гуляешь для моциона? Вот я тебе пропишу моцион. Пересчитаешь своей головой все прибрежные камни, — и Маврос сделал вид, что желает схватить Цера за шиворот.
Цер, почувствовав слабость в коленях, присел. Это подало ему блестящую мысль совсем упасть, если Маврос вздумает привести в исполнение то, что пообещал.
— В… В… Ваша Светлость, не губите! Я человек с… семейный, жена, дети.
— Ну вот что… Долой эти басни о детях! Отвечай прямо, без утайки. Ты выкрал колье из моего комода? Имей в виду, малейшая ложь, я действительно сброшу, тебя в море. Слышал? Выбирай!
В наши дни к читателю возвращаются „арестованные“ еще недавно книги, все больший интерес вызывают творчество и судьбы неизвестных зарубежных писателей-соотечественников, живших и писавших в эмиграции. К ним в полной мере можно отнести и творчество русского писателя, журналиста Николая Николаевича Брешко-Брешковского (1874–1943 гг.), чьи произведения приобретают в наше время значимую общественную ценность. Будучи корреспондентом еженедельного эмигрантского издания в Париже, Н.Н. Брешко-Брешковский под различными псевдонимами вел отдел хроники „Парижские огни“.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Повествуя о встречах с Филоновым, его друзья и недруги вольно или невольно творят мифы о человеке, художнике, учителе. А каков же был реальный Павел Николаевич Филонов?В предлагаемый сборник включены как известные тексты, так и никогда не публиковавшиеся воспоминания людей, в разные годы встречавшихся с Филоновым. Они помогут воссоздать атмосферу споров, восхищения и непонимания, которые при жизни неизменно сопровождали его. Автобиография и письма художника позволят ознакомиться с его жизненной и творческой позициями, а отзывы в периодических изданиях включат творчество Филонова в общекультурный контекст.Книга предназначена как для специалистов, так и для широкого круга читателей, интересующихся историей русского авангарда.
«Это было давно, очень давно, а все-таки было…В Петербурге был известен салон большой просвещенной барыни, Зои Юлиановны Яковлевой.Кто только не посещал его, начиная от великих князей, артистических знаменитостей, красивых светских дам и кончая будущими знаменитостями в роде, например, вышедшаго из Императорскаго Училища Правоведения Н. Н. Евреинова…».
«Останавливаться на том, что уже писалось и говорилось об Алданове, не будем. Зачем повторять известное: что в романах своих, исторических и бытовых, он талантлив, изысканно умен и тонок, ж этими тремя качествами заставляет себя читать, даже тех, кто требует лишь только захватывающей фабулы, но, не находя таковой у Алданова, вполне удовлетворяется, и как? – великолепными этюдами большого мастера…Что-же еще?Стоит на одном из первых мест в библиотеках, в отчетах книжных магазинов и переведен на без малаго двадцать языков…».
«Несколько лет тому назад Морис Декобра, романист, переведенный на десятки языков, и с удовольствием зовущий себя «Морисом Анатольевичем», сделал мне большую любезность, познакомив меня со своим издателем Бодиньером.В ответ я пригласил Мориса Анатольевича позавтракать со мною в «Ренессансе», что на плас Альма…».
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.