Принц и танцовщица - [49]
Лилось вино, и вместе с ним лились воспоминания. А каждому было что вспомнить! Все столько перевидели, перенаблюдали, переиспытали, переколесили по белу свету — на много-много человеческих жизней хватило бы!..
В часы этих застольных бесед люди цирка говорили о том, что им ближе, дороже всего: о лошадях, о знаменитых наездниках, о силачах, о трудных, мало кому дающихся акробатических трюках. Заур-бек и принц Каджар часто вспоминали войну, рисуя захватывающие картины и эпизоды, которые выслушивались с затаенным дыханием. По счастью, в этом кружке не было ни одного собеседника, принадлежащего к несносному типу людей: эти люди желают говорить, говорить без конца, и вовсе не желают слушать других.
Иногда чувство неизбежного соревнования, соперничества сообщало какой-то пряный привкус беседам, переходившим в нечто схожее с профессиональным спором, на этой почве часто скрещивали оружие Заур-бек и Фуэго. Но никогда не переступали они границы, никогда не впадали в нетерпимость и резкость. Но если даже кто-нибудь из них по темпераментной горячности и забылся бы, смуглый черноусый принц Каджар тут как тут, начеку, и со своим большим тактом, со своим житейским опытом, и со своим придворным воспитанием.
Хотя Фуэго и Заур-бек были в отличнейших приятельских отношениях, ценя друг в друге и наездника, и человека, однако же оба, движимые патриотическим чувством, отстаивали каждый свое.
И вот тут-то примирял их Фазулла-Мирза.
— Господа, в мире нет ничего абсолютного. Ничего! Нельзя сказать: американские ковбои лучше кавказских наездников, или наоборот: кавказские наездники лучше американских ковбоев. У одних — свои выигрышные плюсы, у тех — свои. Кавказец не сделает того, что сделает ковбой, ковбой не повторит кое-каких чисто кавказских трюков. Да и не может быть иначе. Совсем другое воспитание и человека, и лошади, совсем другая воинственность у кавказца и у ковбоя. Разные культуры, разная психологии.
Заур-бек, горячась, пытался что-то возразить, но метатель ножей Персиани призывал его к порядку:
— Ротмистр Заур-бек, когда старший в чине говорит, потрудитесь не перебивать до конца! — и при этом улыбка такая обаятельная, — пылкий ингуш мгновенно смирялся и внимательно слушал, покручивая свои янычарские усы.
— Я сделаю ряд сопоставлений, — продолжал Фазулла-Мирза. — Кавказский горец отлично владеет арканом, слов нет, но никогда ему не подняться до искусства, с каким ковбой владеет своим лассо. Дальше. Ковбой на галопе разбивает револьверными пулями брошенные в воздух стеклянные шарики. Кавказец справляется с дикой лошадью, но, опять-таки, и в этом отношении лучший ковбой превзойдет лучшего кавказца.
По мере того как принц Каджар выхватывал все новые и новые примеры, все больше и больше сиял Фуэго и все больше мрачнел Заур-бек. Но вот наступал поворотный пункт, когда Заур-бек и Фуэго поменялись ролями. Сияние с лица ковбоя переходило на лицо кавказца, кавказец как бы уступал ковбою свою мрачность.
— Заур-бек, вы помните старого князя Маршания?
— Как же не помнить, Ваша Светлость? Жив ли он?
— Фуэго, представьте себе маленького сухого старика, лет семидесяти, — обратился Каджар к ковбою. — На вид еле душа держится. На коне же это была красота! Этот самый князь Маршания проделывал такую вещь: в землю закапывали барана, так основательно закапывали, — на поверхности оставались шея и голова. И вот старый наездник, проносясь мимо карьером, успевал ухватиться обеими руками за рога и вырвать, слышите, вырвать барана, преодолев, кроме тяжести барана, еще и сопротивление земли.
Сделав паузу, Каджар обвел глазами своих собеседников. Несколько секунд и Фуэго, и Бенедетти, и все остальные молчали.
К задетому за живое Фуэго первому возвратился дар речи.
— Это… это невозможно. Такой сверхъестественный трюк. Диос! Принц, клянусь Мадонной, никому другому не поверил бы!
— Фуэго, я сам был очевидцем! Старик дважды проделал это на моих глазах. Теперь как прямой и честный спортсмен, каким я вас знаю, скажите вы, ковбой, могли бы повторить то же самое?
— Нет!
— Заур-бек, вы удовлетворены? Слушайте же дальше, Фуэго. Этот же самый маленький старик… Но сначала, вы знаете, что такое бурка? Да, ведь вы ее видели у Заур-бека. Накидка из шерсти без рукавов, обладающая свойством сохранять свою форму, если ее поставить на землю. Так вот, Маршания на галопе разрубал ее пополам шашкой. У вас, ковбоев, холодное оружие не в употреблении, и уже поэтому исключается такой изумительный классический пример лихой рубки. Я сам с детства рублю шашкой и уверяю вас — легче снести голову быку одним ударом, чем так разрубить пополам бурку!..
Особенно восхищался наблюдательный, все замечающий и подмечающий Бенедетти. Запуская от удовольствия в свои густые благородно-рыжие волосы все пять пальцев, знаменитый клоун восклицал:
— Наш уважаемый принц так же искусно владеет словом, как и ножом. Мне редко приходилось слышать нечто более дипломатическое. После этого Заур-бек и Фуэго должны почувствовать еще живейшую, сильнейшую приязнь между собою. Великий Соломон, и тот не рассудил бы мудрее…
Сконфуженный этим наплывом комплиментов по своему адресу, принц Каджар поспешил отвлечь внимание с собственной персоны на тех, кого он только что примирил этим, поистине Соломоновым, судом:
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В наши дни к читателю возвращаются „арестованные“ еще недавно книги, все больший интерес вызывают творчество и судьбы неизвестных зарубежных писателей-соотечественников, живших и писавших в эмиграции. К ним в полной мере можно отнести и творчество русского писателя, журналиста Николая Николаевича Брешко-Брешковского (1874–1943 гг.), чьи произведения приобретают в наше время значимую общественную ценность. Будучи корреспондентом еженедельного эмигрантского издания в Париже, Н.Н. Брешко-Брешковский под различными псевдонимами вел отдел хроники „Парижские огни“.
«Это было давно, очень давно, а все-таки было…В Петербурге был известен салон большой просвещенной барыни, Зои Юлиановны Яковлевой.Кто только не посещал его, начиная от великих князей, артистических знаменитостей, красивых светских дам и кончая будущими знаменитостями в роде, например, вышедшаго из Императорскаго Училища Правоведения Н. Н. Евреинова…».
Повествуя о встречах с Филоновым, его друзья и недруги вольно или невольно творят мифы о человеке, художнике, учителе. А каков же был реальный Павел Николаевич Филонов?В предлагаемый сборник включены как известные тексты, так и никогда не публиковавшиеся воспоминания людей, в разные годы встречавшихся с Филоновым. Они помогут воссоздать атмосферу споров, восхищения и непонимания, которые при жизни неизменно сопровождали его. Автобиография и письма художника позволят ознакомиться с его жизненной и творческой позициями, а отзывы в периодических изданиях включат творчество Филонова в общекультурный контекст.Книга предназначена как для специалистов, так и для широкого круга читателей, интересующихся историей русского авангарда.
«Несколько лет тому назад Морис Декобра, романист, переведенный на десятки языков, и с удовольствием зовущий себя «Морисом Анатольевичем», сделал мне большую любезность, познакомив меня со своим издателем Бодиньером.В ответ я пригласил Мориса Анатольевича позавтракать со мною в «Ренессансе», что на плас Альма…».
Одно из самых блистательных произведений в жанре остросюжетного детективного романа. Шпионаж, похищения, светские интриги в изобилии присутствуют на его страницах. Операциям русской разведки противостоят разведывательные службы других стран. Тайные пружины и механизмы запускаются деятелями, стоящими за кулисами большой политики. Итог – события в Сараево в 1914 году и мировая война.
Роман «Одержимые войной» – результат многолетних наблюдений и размышлений о судьбах тех, в чью биографию ворвалась война в Афганистане. Автор и сам служил в ДРА с 1983 по 1985 год. Основу романа составляют достоверные сюжеты, реально происходившие с автором и его знакомыми. Разные сюжетные линии объединены в детективно-приключенческую историю, центральным действующим лицом которой стал зловещий манипулятор человеческим сознанием профессор Беллерман, ведущий глубоко засекреченные эксперименты над людьми, целью которых является окончательное порабощение и расчеловечивание человека.
На фронте ее называли сестрой. — Сестрица!.. Сестричка!.. Сестренка! — звучало на поле боя. Сквозь грохот мин и снарядов звали на помощь раненые санинструктора Веру Цареву. До сих пор звучат в ее памяти их ищущие, их надеющиеся, их ждущие голоса. Должно быть, они и вызвали появление на свет этой книги. О чем она? О войне, о первых днях и неделях Великой Отечественной войны. О кровопролитных боях на подступах к Ленинграду. О славных ребятах — курсантах Ново-Петергофского военно-политического училища имени К.
В книге представлены разные по тематике и по жанру произведения. Роман «Штрафной батальон» переносит читателя во времена Великой Отечественной войны. Часть рассказов открывает читателю духовный мир религиозного человека с его раздумьями и сомнениями. О доброте, о дружбе между людьми разных национальностей рассказывается в повестях.
Главная героиня повести — жительница Петрозаводска Мария Васильевна Бультякова. В 1942 году она в составе группы была послана Ю. В. Андроповым в тыл финских войск для организации подпольной работы. Попала в плен, два года провела в финских тюрьмах и лагерях. Через несколько лет после освобождения — снова тюрьмы и лагеря, на этот раз советские… [аннотация верстальщика файла].
События, описанные автором в настоящей повести, относятся к одной из героических страниц борьбы польского народа против гитлеровской агрессии. 1 сентября 1939 г., в день нападения фашистской Германии на Польшу, первыми приняли на себя удар гитлеровских полчищ защитники гарнизона на полуострове Вестерплятте в районе Гданьского порта. Сто пятьдесят часов, семь дней, с 1 по 7 сентября, мужественно сражались сто восемьдесят два польских воина против вооруженного до зубов врага. Все участники обороны Вестерплятте, погибшие и оставшиеся в живых, удостоены высшей военной награды Польши — ордена Виртути Милитари. Повесть написана увлекательно и представляет интерес для широкого круга читателей.
