Прими день грядущий - [2]
Рурк рассердился:
– Да, но это всего лишь на пять шиллингов больше, чем есть у меня!
– Знаю, знаю, – примирительно сказал Пиггот. – Я бы и сам одолжил тебе денег, но я сейчас на мели. Уже несколько месяцев я улаживаю в Англии чужие дела, у меня остались только деньги на невесту.
– На невесту?
Пиггот усмехнулся и похлопал себя по жилету, в котором у него был спрятан кошелек.
– У нас не хватает женщин, поэтому мужчин часто посылают в Англию за невестами.
Некоторое время они шли молча мимо унылых кирпичных фасадов с аккуратно подстриженными живыми изгородями. Вокруг прогуливались нарядно одетые люди, наслаждаясь свежим весенним вечером. То и дело мимо проезжали золоченые экипажи.
Наконец Пиггот спросил:
– Что ты теперь собираешься делать, Рурк?
– Сейчас я не хочу думать об этом.
Пиггот понимающе кивнул:
– Тогда идем. Я знаю место, где на пенс можно напиться, на два пенса напиться до полусмерти, а потом совсем бесплатно заснуть.
Пруденс Мун нервно теребила платок маленькими изящными руками. Глаза ее были полны слез.
– Прости, Господи, я знала, что это грех, но все же отдалась ему.
Услышав эти слова, Женевьева Элиот оторвала взгляд от бурлящего жизнью порта и с недоверием посмотрела на Пруденс.
– Пру, – она взяла подругу под руку. – Ради всего святого, о чем ты говоришь?
Пруденс тяжело вздохнула; по ее щекам потекли слезы.
– Я была любовницей мистера Бримсби, – убито сказала она.
– Черт возьми! – не сдержавшись, воскликнула Женевьева.
Она попыталась представить Пруденс Мун в объятиях человека, у которого девушка работала гувернанткой, и не смогла. Эдмунд Бримсби был одним из тех самовлюбленных и бесцветных людей, чья жизнь не оставляет никакого следа. Пруденс же казалась настолько сдержанной и застенчивой, что даже Женевьева, которую часто называли фантазеркой, не могла вообразить их вместе.
– Бримсби? – переспросила девушка, решив, что ослышалась.
Пруденс печально кивнула.
– Все началось на Рождество. Эдмунд – мистер Бримсби – зашел в классную и сказал мне… – она прижала кулачки к заплаканным голубым глазам. – Неважно, что он мне сказал. Но той ночью мы стали любовниками и были ими четыре месяца. Все это время я жила только его ночными визитами. А каждый раз, когда Эдмунд не приходил, частица меня словно умирала: я думала, что он меня бросил.
– О, Пру! – Женевьева сжала своей сильной рукой хрупкую руку подруги, потом ласково погладила ее.
С Темзы дул сильный ветер, поднимая в воздух черные облака угольной пыли. Было темно, как в аду.
– У меня будет ребенок, Дженни.
Шум порта резко усилился в ушах Женевьевы, но даже крики и ругань грузчиков не смогли изменить ужасного смысла слов подруги. Женевьева посмотрела на чаек в небе с напрасной надеждой найти решение возникшей проблемы где-то наверху. Но увидела только вечный тоскливый лондонский туман, да услышала крики птиц, вливающиеся в какофонию порта.
– Бримсби знает? – наконец спросила девушка. Пруденс покачала головой:
– И не узнает. Мне придется уехать. Говорят, для таких, как я, есть специальные места, – она горько заплакала, закрыв руками лицо.
Звуки ее рыданий разрывали на части сердце Женевьевы: ей было нечем помочь подруге.
– Куда же ты поедешь, Пру? Ведь у тебя нет ни лома, ни друзей, кроме меня, ни денег?
– Я справлюсь.
Женевьева с сомнением посмотрела на Пруденс. Девушка выглядела маленькой и хрупкой, как фарфоровая куколка. Пруденс Мун разбиралась в таких науках, как география и французский язык, но абсолютно не обладала находчивостью и самостоятельностью. Жизнью Пруденс всегда кто-то руководил: сначала священник, который воспитывал ее, потом семья, в которой она служила. Ей никогда не приходилось принимать серьезных решений. Женевьева была уверена, что одна Пруденс не сможет прожить и недели.
Девушки отправились на Бедфорд-Роу. По дороге Женевьева попыталась еще раз переубедить подругу.
– Бримсби богат, Пру. Он вполне может купить тебе где-нибудь домик, дать содержание.
Пруденс покачала головой:
– У Эдмунда много достоинств, но в их число не входит щедрость. Он просто скажет, что ребенок не его.
– Боже мой, Пруденс! И ты полюбила этого негодяя?!
– Я и сейчас все еще люблю Эдмунда и ничего не могу с собой поделать…
Женевьева почувствовала, как в ее душе нарастает чувство протеста.
– Ради Бога, Пру! – воскликнула она, но тут же замолчала, не желая еще больше расстроить подругу.
Сжав губы, Женевьева подняла корзину с выстиранным бельем, которую нужно было отнести хозяевам. В ней на самом верху, среди изящных кружев, лежала книга в кожаном переплете: «Путешествие Гулливера».
Пруденс была для Женевьевы больше, чем подруга. Именно она научила девушку читать и пробудила в ней неукротимое стремление к знаниям. Украдкой Женевьева частенько убегала из мрачного отцовского кабака, чтобы встретиться с Пруденс, узнать что-то новое, о чем раньше не имела ни малейшего понятия. Она постепенно добывала знания, которые девушке ее сословия получить было невозможно.
Сегодня, однако, не будет ни чтения, ни оживленного обсуждения книг, ни напоминаний о том, чтобы Женевьева следила за своей речью…
