Примаков - [7]

В 1951 году, на третьем курсе, Примаков женился на девушке из Тбилиси. Потом привез жену в Москву, и они не расставались до самой ее смерти. Прожили вместе тридцать шесть лет.

Его жена Лаура Васильевна Харадзе училась в Грузинском политехническом институте, после свадьбы перевелась на электрохимический факультет Московского химико-технологического института имени Д. И. Менделеева. Лаура выросла в артистической семье. Ее тетя, Надежда Васильевна Харадзе, профессор Тбилисской консерватории, была примадонной Тбилисского оперного театра.

Но и сам Примаков не был чужд искусствам. Он писал стихи, о чем тогда знали только близкие, и участвовал в студенческой самодеятельности, пел забавные куплеты. Примаков занимался в научном кружке и вел, как было положено в ту пору, общественную работу. Герман Германович Дилигенский, который со временем станет профессором и главным редактором академического журнала «Мировая экономика и международные отношения», помнил Примакова совсем молодым.

— Он был одним из руководителей лекторской группы при Московском обкоме комсомола. Тогда много молодых людей, студентов и аспирантов, по комсомольской путевке ездили в трудовые коллективы читать лекции. Он руководил международной секцией. И видно было, что он действительно руководит, командует. Он делал это очень умело. Он прирожденный лидер. Он стремится к этому, и он способен быть лидером…

В год, когда умер Сталин, Примаков окончил институт, получил специальность «страновед по арабским странам». После института поступил в аспирантуру экономического факультета МГУ. Жилья своего не было, они с Лаурой ютились в общежитии в зоне Б на четвертом этаже, маленького сына Сашу, родившегося в 1954 году, отправили к его бабушке в Тбилиси.

В аспирантуре Примаков подружился со Степаном Арама-исовичем Ситаряном, который со временем станет заместителем председателя Госплана СССВ Счастливые аспирантские годы пролетели быстро, но по истечении положенных трех лет диссертацию он не защитил. Зато написал первую свою книжку — «Страны Аравии и колониализм». Примаков стал кандидатом экономических наук в тридцать лет, уже работая на радио. Тема диссертации: «Экспорт капитала в некоторые арабские страны — средство обеспечения монопольно высоких прибылей».

Окончив аспирантуру, искал место преподавателя политэкономии, а в сентябре 1956 года нашел работу на радио. Первая должность — корреспондент. Примаков вовсе не был уверен, что поедет когда-нибудь на Арабский Восток. В те времена за границу мало кого пускали. Он знал профессоров-востоковедов, которые никогда не были в странах, о которых так увлеченно рассказывали.

Как бы то ни было, Примаков на многие годы связал себя с Арабским Востоком. Его всегда подозревали в особой любви к арабскому миру и к некоторым арабским лидерам.

А что значит любить Восток? Я спрашивал об этом бывшего сотрудника Примакова по Институту востоковедения доктора исторических наук Алексея Всеволодовичу Малашенко:

— Это интимное ощущение. Это когда тебя тянет на Восток под любым предлогом. Когда ты ищешь работу, связанную с Востоком. И когда у тебя есть выбор — ехать в Иран или во Францию, — ты едешь в Иран. Любовь к Востоку — это прежде всего знание восточных языков. Европейскому человеку писать этой загадочной вязью не просто, но если уж ты этому научился, то приобрел нечто большее, чем просто знание еще одного иностранного языка…

— А что именно дает изучение Востока?

— Во-первых, это привносит профессионализм в твою жизнь. Если ты занимался Востоком и учил восточный язык, если уж потратил столько сил и времени, ты и к своей работе относишься очень серьезно, и от других требуешь того же. Нельзя быть специалистом по Ближнему Востоку, не зная арабского языка. Чтобы его выучить, надо потратить много времени. Нельзя быть специалистом по исламу, не прочитав Коран. А это огромный труд. Эту великую книгу непросто прочесть. А уж понять… С моей точки зрения, у востоковедов выше работоспособность и выше преданность делу, которым занимаешься. Это как раз и воспитывается во время изучения арабских закорючек и священных книг.

Такого же мнения придерживается журналист и писатель Всеволод Владимирович Овчинников, который посвятил жизнь Китаю и Японии и работал вместе с Примаковым в «Правде»:

— Для меня знание восточного языка — это какой-то ценз. В оценке характера, личности человека. То есть восточный язык — это не путь для того, кто хочет в жизни легкого восхождения. Уж раз ты решился на это дело — ты уже личность. Это так же как играть на скрипке. Не всякий сможет играть, как народный артист СССР Леонид Коган, но уже пройти сам путь, который требует не только таланта, но и упорства, педантичности, трудолюбия, это само по себе многое о человеке говорит. По себе чувствую, что восточный язык изменил мой менталитет. Я в школе любил схватывать «пятерки», ничего не уча, презирал зубрил, бравировал этим. Изучение китайского, затем японского языка заставило меня быть немцем в гораздо большей степени, чем раньше, то есть быть педантичным, просчитывать жизнь наперед — а через две недели какие будут пиковые ситуации? Думаю, что, конечно, такое чувство испытано и арабистами, потому что восточный язык — это нелегкий путь в жизни. Раз человек себе такую стезю избрал, значит, он уже не пенкосниматель…