Прилив - [18]

— Дай же ему спокойно поесть!

Устрицы были превосходны, о чем я не преминул заявить, в следствие чего Жизель задрала нос и выглядела победительницей. Но я тут же высказал мнение, что они меньше, нежели им следует быть, отчего в глазах Андре восстановился блеск. Я налил им по стаканчику вина и вернулся в бар, установив на кухне атмосферу того самого «худого мира», который лучше «доброй ссоры».

Когда я поднимался по ступенькам наверх, поток желающих пообедать клиентов стал прибывать. Я уселся за письменный стол в маленькой конторке близ гостиной. Там находилось бюро для хранения документов и один из тех усложненной конструкции телефонов, что так любил Тибо. Помещение это, должно быть, служило офисом ресторана, поскольку было завалено счетами. Я сложил их стопкой и сунул в бюро.

Затем поднял телефонную трубку и набрал номер в Англии.

Ответила Мэри Макфарлин, мой секретарь и вдова старика Хенри что управлял судостроительной верфью в Южной Бухте, неподалеку от Пултни, на побережье. Хенри умер, и Мэри распродала собственность. Теперь она, широченная, как амбарные ворота, сидя за письменным столом приемной в голубой спортивной куртке и холщовой рыжевато-коричневой юбке, принимала телефонные звонки.

— О, привет, — сказала она. — Все в порядке?

— В некотором роде.

Если бы я поведал ей, что произошло, она, вероятно, считала бы своим долгом проявить сочувствие. Я же находился не в том настроении, чтобы принять его.

— Тибо не подавал о себе весточки?

— От него ни слуху ни духу, — сказала Мэри.

Сердце мое упало.

— Было два звонка. Из банка. Они торопятся получить заключительный платеж по «Арку».

Не только они.

— Это под контролем, — сказал я. — Еще кто-нибудь звонил?

— Арт Шеккер. Он должен получить от тебя ответ в двухнедельный срок и переговорить с людьми, предоставляющими субсидии.

— Я согласен.

— Это благо, — сказала Мэри. — Я имею в виду «Флайинг Фиш Челлендж». Довольно увлекательно.

— Да, — согласился я. — Сделай мне одолжение. Не могла бы ты раскопать наряды по «Аркансьелю»?

— Да ведь их около двух тысяч.

— Наряды по монтажу кингстонов для охлаждения двигателя. Выясни, кто их поставлял и кто монтировал.

Я сообщил ей телефонный номер ресторана и повесил трубку. В кресле возле соседней двери сидела Бьянка и наблюдала за мной своими синими выразительными глазами. Заметив, что я смотрю на нее, она отвела взгляд.

— Что вы делали в доме Тибо? — спросил я.

— Шесть-семь человек из команды Тибо жили там.

— И он не сообщил вам, куда направляется и чем собирается заниматься?

Нижняя губа Бьянки сердито выпятилась:

— Я его помощница, но не любовница. Я была в отъезде. Вернулась этим утром. Тибо позвонил и попросил принести кое-какие бумаги. Я нашла, что искала.

Мне вспомнилось, какое лицо было у Тибо вчера вечером: кожа, тонкая как бумага, обтягивала его скулы.

— Не понимаю того парня с ножом, что заталкивал вас в камин.

Бьянка снова отвела глаза.

— Тибо руководит большой командой, чтобы строить лодки и выигрывать гонки, — сказала она и скривила губы. — Полагаю: там, где большие деньги, бизнес тоже большой, но и грязный.

— И вы готовы оказаться пронзенной клинком ради его бизнеса? — поинтересовался я.

— Он попросил вас присмотреть за рестораном, и вы ведь выполняете его просьбу, — попыталась объяснить Бьянка. — Тибо обладает способностью мобилизовать людей. Как бы там ни было, мне неизвестно, где он.

— А что это за бумаги: те, которые вы забрали?

— Не знаю.

У Бьянки был «упрямый» подбородок. «А если бы и знала, все равно не сказала бы», — казалось, подтверждал он.

— Где они?

— Какой-то человек забрал их.

Глаза Бьянки были исполнены особой синевы: глубокой, как вечернее небо; их блеск и глубина подчеркивали яркость оливковой кожи ее лица.

— Что за человек?

— Я оставила бумаги для него в ресторане, сама же его не видела.

Бьянка с подозрением относилась ко мне. А я — к ней. Я не верил ей, но и Бьянка не собиралась мне ничего рассказывать.

Я отправился восвояси. Бьянка последовала за мной: на случай, если я вознамерюсь поискать папки в ее комнате.

— Команда Тибо, — сказал я. — Где они все?

— Я только что звонила. Все ушли три дня назад. Дескать, Тибо велел уйти: все кончено.

— У него был менеджер?

— Тибо сам был менеджером.

За окном солнце клонилось к западу. Уровень прилива был высок. Легкие дуновения бриза подернули рябью внутреннюю бухту. Если бы Тибо три дня назад знал о том, что близок к разорению, он, несомненно, намекнул бы мне на это при спуске «Аркансьеля», когда просил доставить яхту.

Доверие — улица с двусторонним движением.

Я сдернул с вешалки свой грязный водонепроницаемый костюм.

— Отправляетесь на свою яхту? — спросила Бьянка.

— Хочу слегка проветриться. Мне необходимо побыть в уединении.

Бьянка уже натягивала свою куртку.

Внизу, в баре, сидела на табурете, жуя бутерброд, Фрэнки. Я спросил, не желает ли она отправиться с нами. Фрэнки посмотрела на Бьянку, потом — на меня. Схема вырабатывалась сама собой: когда Бьянка находилась рядом со мной, она теряла ореол «бездомной и сбившейся с пути» и превращалась в банальное «увлечение».

— Нет, — промычала Фрэнки. Ее рот был плотно сжат, и она энергично жевала бутерброд.