Прилив - [107]

Неожиданно рот мой пересох как промокательная бумага.

Мы находились в самом центре «Ллойд».

Но я стоял на пути Джастина.

Он резко вытянул руку и схватил меня за воротничок. Другой же рукой вцепился в шею и припечатал меня спиной к светлому дубовому углу пустого бокса. Мы выглядели как два человека, беседующих в тихом уголке. В компании «Ллойд» не совершают убийств.

Руки Джастина были сильны, как автомобильные домкраты, и они сжимались на моей шее. Я молотил руками и ногами, но не доставал его.

Я уже начал задыхаться. Стеклянный свод сиял красным светом. За ним, словно налитый кровью глаз, выкатывалось из облаков солнце.

Взревели реактивные двигатели. Но откуда им было взяться в этой шахте под стеклянным небосводом? Двигатели, набирая обороты, гудели лишь в моей голове. И, синхронно им, на меня, Мэри Эллен и Фрэнки обрушивалась тьма.

Вдруг перед моими глазами появилась чья-то голова. Она маячила позади левого плеча Джастина: черные волнистые волосы, загорелое лицо, большие мешки под глазами. Креспи! Он выглядел дряхлым, у него было злобное лицо. Нелепая мысль пришла мне в голову: я не хотел бы, чтоб последним, что мне суждено увидеть в жизни, оказалось лицо Креспи. Зубы его оскалились, как это бывает при физическом усилии, — Джастин издал вопль, который прорвался даже сквозь гул в моей голове. Железная хватка на шее ослабла. Руки Джастина разжались. Он накренился вбок, в сторону парапета, стал приближаться к нему, словно слепой.

Я был прислонен спиной к боксу. Колени утратили способность удерживать меня на ногах, и я оседал на пол. Надо мной нависал Креспи. В правой руке он сжимал нож: длинный, тонкий, с автоматически выпрыгивающим лезвием.

— Теперь тебя, — сказал Креспи.

Гул в голове смолк, на смену ему пришел мой внутренний голос.

«Сэвидж, бестолочь проклятая, — вопил он. — Джастина уже принудили замолчать. Теперь все, что требуется Креспи, это заставить умолкнуть тебя и Бьянку, и тогда он наполовину соскочит с крючка, потому что не удастся доказать его вину полностью».

Я попытался подняться, шевельнуть руками, но они не действовали.

«Ты проиграл», — подумал я.

С кончика ножа упала капля крови Джастина. Креспи улыбнулся легкой холодной улыбкой. «Я человек благородный, — говорила она. Месть — глазурь на практической целесообразности. И поскольку никто здесь меня не знает, я смешаюсь с толпой и буду таков... Ты же умрешь».

Кто-то показался за плечом Креспи. Невысокая, изящная черноволосая женщина с красными губами. Бьянка! Она быстро наклонилась, стащила туфельку и, размахнувшись, сильно ударила Креспи острым каблучком в ухо. Тот выронил нож, схватился рукой за голову и развернулся. Вокруг кричали люди.

— Полиция! — звал кто-то.

Я собрался с силами и поднялся на ноги.

Джастин стоял ко мне спиной. С левой стороны, как раз под тем местом, где за светлыми тонкими полосками рубашки находилось сердце, расползалось пятно, под струившимися через свод солнечными лучами приобретавшее малиновую окраску. Размеры пятна все увеличивались. В середине его виднелся крошечный ножевой порез: этакая неподрубленная петелька в мокрой шерсти высшего качества.

Джастин качнулся вперед и натолкнулся на парапет, доходивший ему до пояса. Его туловище с размаху перекинулось через парапет, ноги взметнулись кверху, Джастин перевалился через ограждение.

Послышался короткий тупой удар. Снизу, словно пепел из кратера, взметнулся пронзительный крик.

Я шаткой походкой направился прочь и рухнул в чьем-то боксе, ткнувшись головой в клавиатуру компьютера. Зеленый экран мигнул и погас.

— Этот ранен, — сказал рядом со мной полицейский. Люди стали поднимать меня, расспрашивать. Креспи уводили в сопровождении двух полицейских. В общем гвалте я различил знакомый женский голос. Он принадлежал Мэри Эллен. Но тон его не был спокойным и по-канадски рассудительным. Голос звучал громко, в нем проскальзывали командирские нотки.

— Прочь с дороги, идиот! Я его жена! — кричала Мэри Эллен. Толпа шевельнулась и расступилась. Мэри Эллен протиснулась через нее: волосы растрепаны, щеки горят огнем, глаза блестят.

Она присела возле меня и легонько сжала руками мое лицо. Мэри Эллен плакала.

— Как ты? — спросила она. — В порядке?

Я попытался заговорить. Но звуки не желали материализовываться. И потому я просто моргнул.

— Эх ты, бестолочь ирландская, — сказала Мэри Эллен.

Рядом с ней стояла Бьянка. В льняном платье, судя по покрою, сконструированном фирмой «роллс-ройс». Бьянка была красива. Стоявшие вокруг мужчины, ведущие страхователи в свободного покроя дорогих костюмах и галстуках «итонцев», бросали на нее букмекерские взгляды.

— Все, что я делала, — сказала Бьянка, — я делала ради безопасности отца.

Я кивнул. Шея болела.

— Я знаю.

— Включая подслушивание твоих телефонных переговоров, — призналась Бьянка. И, помолчав, добавила: — Возможно, ты снова приедешь в Сен-Жан?

— Не исключено.

Бьянка кивнула.

— Спасибо тебе, — сказала она. И, пожав мне руку, зашагала прочь, в призрачное сияние экранов.

Мэри Эллен пристально смотрела ей вслед.

— Кто это еще? — спросила она.

— Друг, — ответил я.

Полицейские набросились на меня, как скворцы на кормушку. Лишь спустя двенадцать часов удалось отделаться от них.