Прикосновение зла - [50]

– Спасибо вам большое, – сказал я с неподдельной благодарностью.

– Позвольте только спросить. – Он снова обратил на меня внимательный взгляд. – Почему это мастер-инквизитор заботится о судьбе байстрюка из маленького городка?

Я пожал плечами.

– Мы, инквизиторы, обычно не слишком сентиментальны. Но спасая кому-то жизнь, господин Пляйс, мы берём на себя ответственность за него. Кем бы я был, если бы позволил этому малышу, которого благодаря милости Божьего провидения я дважды спас от смерти, умереть от голода, холода или от рук злых людей?

– Ну да. – Роберт хлопнул меня по плечу и вздохнул. – Теперь я лучше вас понимаю. Один Бог знает, есть ли у Него какие-то важные намерения относительно судьбы этого мальчика, но кто мы такие, чтобы сразу отвергать такую мысль? Будьте спокойны, со мной этот малыш на голод и холод жаловаться не будет. А даст Бог, и от злых людей смогу его защитить, хотя, сами знаете, – теперь он вздохнул тяжело и жалобно, – что это-то как раз тяжелее всего.

– Трудно с вами не согласиться. – Я кивнул головой. – Бог, однако, был настолько милостив, что создал нас, инквизиторов, чтобы мы...

– ...привели человечество к вечному блаженству, – закончил он за меня явно ироничным тоном. – Знаю, знаю, слышал, слышал. Но вы меня не убедите, мастер. Трёх кузин моей бабушки сожгли ваши. В моей семье до сих пор хорошо об этом помнят.

– Такие были времена. – Я развёл руками. – Времена, когда в сердцах слуг Господних горел иногда слишком большой энтузиазм. Сегодня у нас есть мужество с покаянием признать, что в этот период идеалистических бури и натиска появилось слишком много ошибок и искажений.

Он рассмеялся, как будто я только что рассказал хорошую шутку.

– Что говорить, я не смогу убедить вас, да и вы меня точно не убедите. Давайте лучше посмотрим на этого вашего карапуза. Вы не думали, как его назвать?

Честно говоря, это даже не пришло мне в голову, поэтому я вежливо ответил:

– Я оставил выбор на ваше милостивое решение.

Мы вошли на кухню, где пришедшая со мной женщина, кухарка Пляйса и Маргарита склонились над младенцем и что-то ему щебетали. Да, да, именно это я и имел в виду: щебетали. Разве это не удивительно, что в маленьких детях есть что-то такое, что большинство женщин при виде них совершенно глупеют? При виде нас все трое отскочили от свёртка как ошпаренные. Роберт Пляйс усмехнулся в усы.

– Вы кормилица? – Спросил он.

– Да, господин.

– Я вас нанимаю. Переезжайте сюда со своим ребёнком, или, если вам это не подходит, вы будете приходить сюда... – он вдруг замолчал. – Не знаю. – Он явно утратил уверенность в себе. – Сколько ест такой ребёнок? Два раза в день? Три?

– Мужчины! – Маргарита заключила в этом слове всю свою жалость к нашему полу, а потом даже презрительно фыркнула. – Оставьте всё мне, господин Роберт, – добавила она уже деловито.

– Тебе?

– У меня три младших брата. Уж я знаю, что делать.

Роберт Пляйс посмотрел на меня и с улыбкой пожал плечами.

– Если так... – буркнул он. – Ну, идёмте, мастер Маддердин, – добавил он сразу после этого. – Оставим женщинам женские делам, а сами выпьем и подумаем... – он поднял указательный палец, – об имени для карапуза.

– Не о чем думать. Его зовут Конрад, как вашего отца, господин Роберт, – сказала уверенным голосом Маргарита, а потом, не обращая на нас внимания, наклонилась к ребёнку.

Пляйс уже хотел ответить на эту нескрываемую наглость, и тогда Маргарита что-то сладко заворковала доверчиво глядящему на неё ребёнку. И я увидел, что слова моего хозяина замерли на устах, когда он смотрел на девушку, нежно склонившуюся над младенцем. В его глазах что-то блеснуло. Я улыбнулся собственным мыслям.

Молоко и мёд

– Котожог ты! Мерзкий сукин сын! Крыса, лошадиным хером в рыло драная!

Я увидел, как человек в заляпанном фартуке дёргает за ухо лохматого мальчика, а дёргал он так, что чуть не оторвал ему ухо. Мальчик пытался вырваться, плакал, заклинал всем святым, пускал слёзы и сопли, но мужчина не отпускал. Признаюсь, что я давно не слышал столь интригующих и сложных фраз, а эта, которая первой донеслась до моих ушей, была лишь скромной прелюдией по сравнению с остальными. Наконец мальчик получил пинка под зад, мужчина отпустил его и на прощание одарил ещё несколькими проклятиями.

– Извините... – обратился я к нему.

Он обратил в мою сторону красное от гнева и усилий лицо. С его лба и пухлых щёк стекали крупные капли пота.

– Ну?! Чего вам... угодно... достойный господин...

Я заметил, что концепция содержания предложения менялась по мере того, как он меня разглядывал. Сначала он был рассержен тем, что кто-то его задел, затем он увидел мой наряд, который, по-видимому, поместил меня на несколько ступеней выше городского нищего, и наконец, он посмотрел мне прямо в глаза.

– За что вы так сурово ругали этого сопляка? – Спросил я.

– Дьявольское семя! – Зарычал он. – Ходит тут, и как кота какого поймает, так ему шерсть на спине подожжёт. Вот почему его котожогом все называют. Но, – он махнул жирной рукой, – сил на него не хватает, потому что он только вредом живёт. А больше всего радуется, когда о нём говорят. И представьте, могут его ругать и проклинать, а ему всё нипочём. Лишь бы говорили. Такой любитель людского внимания, этот ублюдок. Ну, хватит об этом, что языком попусту трепать, особенно про такого сына Дьявола и прокажённой шлюхи. Скажите лучше, чем я могу вам помочь?