Прикосновение зла - [23]

Ну хорошо, раз уж он сам этого захотел...

– Я нашёл тайник в комнате вашей жены. А в нём яд, который она месяцами добавляла вам в еду. Вот почему вы так ужасно кашляли, и поэтому с тех пор, как вы оказались в тюрьме, вас больше не мучает столь же сильная болезнь. Думаю, вы скоро поправитесь...

– Вы говорите, Эсми меня травила? – Он уставился на меня широко раскрытыми глазами.

– Именно так.

Он разразился искренним смехом и даже весело хлопнул себя руками по коленям.

– Да вы, наверное, с ума сошли! Эта женщина любила меня, может, даже больше, чем я её.

– Именно так думают все обманутые мужья, – сказал я сочувственно. – Я понимаю, что когда вы узнали о преступлении, то не выдержали и напали на жену. Господин Пляйс, расскажите мне всё, и в свете фактов и доказательств вас уже завтра освободят из тюрьмы. И вы спокойно вернётесь домой.

– Так значит, такова ваша линия защиты. – Он прислонился к стене. – Не одержимость демоном, а нападение ради защиты жизни. Умно.

Я остолбенел.

– Что вы хотите этим сказать? Что я подделал улики? Что я дам в суде ложные показания? Что я придумал всё это, чтобы вытащить вас отсюда?

– Я никогда не оскверню память своей любимой столь отвратительным обвинением, – сказал он твёрдо, даже не соизволив ответить на вопросы. – Убирайтесь отсюда и больше не возвращайтесь. Я предпочту компанию палача вашему присутствию.

– Господин Пляйс...

– Я сказал: убирайтесь! – Он встал с постели, и я увидел, как он сжимает руки в кулаки.

Конечно, я справился бы с ним, даже если бы мне привязали правую руку к левой ноге, но ведь я пришёл сюда не для того, чтобы с ним драться. Красиво бы это выглядело в глазах посторонних людей! Поэтому я постучал в дверь, и когда их открыли снаружи, вышел не попрощавшись. Меня действительно удивило то, что я услышал от Пляйса, тем более что его возмущение звучало искренне, а изумление выглядело непритворным. Если же это была лишь искусная игра, то почему он решил играть именно сейчас, когда следствием этой забавы окажется ни больше, ни меньше, как потеря жизни? Ему было стыдно? Он боялся, что люди будут его высмеивать? Ведь он был достаточно богат, чтобы укрыться от злых языков на другом конце Империи. А может, он считал, что должен понести наказание за преступление, и намеренно не искал для себя никаких оправданий? Сам себя уже обвинил и осудил, ибо не мог перестать любить свою жену, несмотря на то, что она оказалась его злейшим врагом? А может, я имел дело со случаем амнезии? Обманутый муж убивает жену-отравительницу, но шок, вызванный её смертью, отнимает у него память о причинах преступления? Могла ли возникнуть такая ситуация? Кто знает, в конце концов, человеческий разум подобен бездонной пропасти, и никто не может похвастаться, что достиг самого её дна, хотя кто-кто, а мы, инквизиторы, всегда были ближе всех к совершению этого подвига.

К сожалению, существовала и другая возможность, а именно та, что Роберт Пляйс говорил правду. Он ничего не знал о преступных намерениях жены и убил её независимо от них. Приходилось задать себе вопрос: если не из-за них, то из-за чего? И в этом случае я опять возвращался к тому, с чего начал.

* * *

Я возвращался в дом Грюннов, терзаясь раздумьями, и надеялся, что в комфорте своей комнаты я смогу привести мысли в порядок. Но жизнь снова сумела меня удивить. Оказалось, что где-где, но в доме мастера-красильщика я не найду покоя.

Дверь открыла заплаканная служанка. У неё были красные щёки и глаза, узкие, словно щёлочки. Я почувствовал от неё столь сильный запах алкоголя, что чуть не упал с порога.

– Боже мой, Боже мой, что делается... – поприветствовала она меня жалобными всхлипываниями.

– Если твои хозяева уволили тебя за пьянство, то я на их стороне, – проворчал я.

– Мастер, может, вы сможете чем-то помочь, ведь если не вы, то кто... О, пресвятая Богородица, что случилось, какая трагедия, Боже мой...

Поскольку она всё это время загораживала мне проход, я отодвинул её и проскользнул внутрь. Я уже хотел начать расспрашивать, что произошло в этом доме (я надеялся, что служанка, несмотря на достойное сожаления состояние, ещё способна формулировать простейшие мысли), когда я услышал грохот переворачиваемой мебели, крики и проклятия. А потом стоны избиваемого человека. Я мгновенно бросился в ту сторону, откуда долетали эти тревожные звуки, толкнул полуоткрытую дверь и заглянул в комнату. У стены сидел Эрих Грюнн, а его руки и ноги были привязаны верёвками к поручням и ножкам кресла. Над моим хозяином стояли двое крепких мужчин и немилосердно били его кулаками. Грюнн не имел возможности защищаться, так что он только пытался спрятать голову между плеч. Он не кричал, не отбивался, а лишь глухо стонал, когда какой-нибудь из тяжёлых ударов попадал в затылок. Я решил, что изгнание и наказание нападавших могут стать хорошим способом поблагодарить за гостеприимство. Поэтому я без предупреждения ринулся на мужчин, издевающихся над мастером-красильщиком. Они были так заняты кровавой работой, что даже не поняли, что в комнате появился кто-то кроме них самих и их жертвы. Первого из нападавших я с разбега оттолкнул к стене, второго ударил в челюсть так сильно, что он сел на пол. Краем глаза я заметил, что первый уже поднимается, поэтому я повернулся к нему и выхватил стилет из-за голенища.