Приключения Златовласки в Венеции - [4]

Но Игорь писал достаточно традиционно, и его произведения как бы не очень соответствовали такой авангардной выставке. Часть его картин можно было отнести к абстрактным, но он больше тяготел к классической живописи. Поэтому предложение выставиться на «Документе» в Касселе его удивило.

«Может, они думают найти то, что их интересует, среди других моих работ?» — терялся он в догадках.

Будто прочитав его мысли, девушка в твидовой накидке протянула ему свою визитную карточку, на которой Игорь прочитал: «Симона Кевид. Помощник генерального директора «Документа-10».

— Мы живем в Палас-отеле на Тверской. Разрешите приехать к вам в мастерскую?

— Пожалуйста, — пригласил Игорь.

— Она находится далеко от центра?

— Близко, — удрученно проговорил художник, заранее стыдясь своего скворечника.

Тем временем седовласый мужчина, внимательно присматриваясь к его картинам, явно заинтересовался одной из них, той самой — со щетками и блинами.

— Сколько стоит? — спросил он.

Игорь на мгновение замялся, но подскочивший в ту же секунду Тенгиз выпалил:

— Тысячу долларов, месье.

— На рубли это около шести миллионов? — не торгуясь, произнес мужчина, раскрывая кожаный бумажник. И, обращаясь к своим спутникам, пояснил по-французски: — Повешу в холле. Это будет подарок жене. Она очень просила привезти из России картину.

Когда иностранцы двинулись по единственной расчищенной дорожке, унося с собой картину и оставляя шлейф приятных женских и мужских духов, в закуток к Игорю сбежались торгующие художники. Новость о приглашении в Кассель разнеслась мгновенно. Здесь все знали, что на Венецианскую Биеннале вот так самому попасть невозможно. Туда выдвигали официально: от России, например, Союз художников, от Англии — Британский совет. На этой выставке побеждали Пикассо, Матисс, Миро. Чтобы быть представленным там, нужно… Что для этого нужно, не знал никто. Потому что никому из торгующих здесь Венеция не светила никогда! А вот «Документа» в Касселе имела совершенно другую репутацию. Туда подчас попадали художники, неизвестные даже профессионалам.

— Ах, как вам повезло! Это, наверное, ваша кухня с метелками так их притянула, — воскликнула совсем еще молодая симпатичная девчушка в теплой коричневой дубленке.

— Просто такого у них нэт, — пояснил с гордостью за друга Тенгиз и, обращаясь к Игорю, добавил: — Теперь ты далеко пойдешь. После выставки твои картины вообще бешеные деньги будут стоить.

— По-моему, ты этому месье с кожаным бумажником мою картину тоже не подарил.

— Скажи спасибо, что я вовремя подсуетился, — обиделся Тенгиз. — Я имидж твой поддержал, если бы ляпнул двести или триста, что бы было?

— Что? — пожал плечами Игорь.

— Позор бы на твою бедную голову был! — Театрально вознеся руки к небу, прорычал Тенгиз. — Они тебя на выставку, а ты картинами по двести долларов на хлеб подрабатываешь!

— Ладно тебе! Во все времена художники были нищими.

— Ну уж не такими нищими, как мы. Рафаэль, например, имел несколько дворцов. И Микеланджело расписывал Сикстинскую капеллу не задарма. Так что после Касселя и ты, возможно, разбогатеешь.

— Дворец себе куплю тоже, — с нескрываемой иронией в голосе проговорил Игорь.

— Ну не дворец, — солидно расправив плечи и посмотрев свысока на слушавших их диалог художников, продолжил Тенгиз, — а современную евромастерскую, вместо скворечника своего, куда приятеля с дамами пригласить не стыдно будет.

— Да, — задумчиво протянула девчушка, поеживаясь в своей теплой дубленке, — и что им мои церквушки не приглянулись! Мне бы тоже мастерскую!

— Не расстраивайся, девочка! Когда твой сосед, — Тенгиз показал на друга, — разбогатеет, он приедет из далеких заморских стран сюда, к нам, и, как делали русские купцы, выкатит бочку с вином…

— Кстати, — встрепенулся сосед с натюрмортами, — ты, кажется, к бутылке кого-то приглашал до того, как эти инородцы нагрянули.

Тенгиз укоризненно посмотрел на художника, жаждущего опохмелиться, и прокомментировал:

— Приглашать-то я приглашал, да вовсе не те… А впрочем… — не договорил он. — Ладно, присоединяйся! У моего друга сегодня праздник! — Он разлил свою бутылку. — За его будущее и… — Тенгиз приготовился говорить длинный грузинский тост, но Игорь умоляюще посмотрел на него: пальцы примораживало даже к пластиковым стаканам.

— Не буду, — обидевшись, пообещал Тенгиз, — я только к творческим успехам хотел невесту тебе пожелать, хорошую, восточную!

— Почему восточную? — пригубив вина, поинтересовалась симпатичная девчушка.

— У! — мечтательно закатил глаза грузин. — Это объяснить словами нэвозможно! С восточной женщиной пожить нужно.

— Все ясно, — многозначительно констатировала девочка.

— Я совершенно не имел в виду то, что вы, мадемуазель, подумали, — галантно возразил Тенгиз, и девчушка смутилась. — Знаете, что такое забота и ласка?

— Наверное, знаю, — подтвердила она, застыдясь еще больше от того, что действительно подумала не о том.

— Да, я тоже за восточную женщину, — поддержал мужик с натюрмортами. — У них на Востоке всегда порядок с бабами. Не то что у нас. Вечером тебя и в постельку уложит, и ноги помоет. Утром стаканчик на опохмелку. И никаких вопросов и претензий, а то «где деньги, где деньги?». Правду я говорю, Тенгиз? — разведясь на вчерашнюю выпивку, сердился пожилой художник.