Приключения юнги - [59]

На палубе его встретили двое: Ламин — друг его отца — и Остап Гончаренко.

Ламин серьёзно сказал:

— Идём, Лесков!

Виктор последовал за ним. Сзади шёл Остап. Он пощекотал шею мальчика и чуть слышно сказал:

— Ленточки косые.

— Ничего не косые, — прошептал Виктор, и ему стало легче от этой ласки.

Они свернули в коридорчик и вошли в большую каюту. Навстречу им поднялся Скубин. Виктор, как сквозь сон, припомнил: не этот ли командир нёс его вчера с верхней палубы? Может быть, и так, но сейчас об этом некогда было думать.

Скубин внимательно смотрел на Виктора.

Юнга поднёс руку к бескозырке и с трудом доложил:

— Воспитанник блокшива Лесков явился…

— Так, — сказал командир. — Ты пришёл за флажками?

Виктор молчал. Ему было тяжело. Вся картина погрузки возникла в его памяти. Он снова услышал медный грохочущий голос и снова переживал свой стыд.

Скубин спросил у Гончаренко:

— Краснофлотец Семён Грач простил юнге Лескову его проступок?

— Так точно, простил! — ответил Гончаренко.

— А что он сказал тебе, юнга Лесков?

— Он сказал… чтобы я сказал… что всё в порядке.

— Хорошо, в таком случае с моей стороны препятствий не имеется, — проговорил Скубин. — Я должен возвратить тебе красные флажки. Ты кое-что сделал для того, чтобы получить их. Я говорю о вчерашнем случае на верхней палубе. Главное в человеке — смелость. Когда этого требуют обстоятельства, надо забыть о себе, сделать всё для товарища, для корабля. Вчера ты доказал, что у тебя есть хорошие задатки.

Он выдвинул ящик письменного стола и достал незастёгнутый серый чехол, в котором виднелись древки сигнальных флажков. Затем застегнул чехол и подал юнге красные флажки, дорогие флажки, которые стали для Виктора больше чем флажками. Здесь было всё — и улыбка Фёдора Степановича, и дружба блокшива…

ПРОБА

Знал ли Иона Осипыч, что происходит с Виктором? Знал! Накануне он слышал от Скубина, что Виктор ещё до обеда получит свои флажки. Почему же кока не было в этот торжественный момент в каюте Скубина? Ведь, наверно, Скубин разрешил бы ему присутствовать там. Нет, добрейший Иона Осипыч не мог присутствовать в каюте вахтенного начальника. Знатный кулинар флота тоже переживал тревожные минуты. Нетрудно понять, что должен был чувствовать Иона Осипыч, который в сопровождении дежурного по камбузу как раз в это время переступил порог командирского салона, обитый ярко начищенной латунью.

Продолговатый, просторный командирский салон, с красным ковром на палубе и с большим столом посредине, был как бы перегорожен солнечными лучами. Они были такие яркие, что совершенно скрывали дальний конец салона. Можно было подумать, что в салоне никого нет. Вдруг раздался голос:

— Подойдите!

Это сказал командир корабля. Но командир корабля был не один. За столом сидел нарком. Он только что снял очки, держал их в руке, немного на отлёт, смотрел на вошедших, и его глаза светились удивлённой улыбкой, как бы спрашивая: «Что за чудо?»

Вопрос относился к тому, что двигалось за дежурным. Это было очень большое, медлительное, торжественное и белоснежное. Когда это попало в полосу солнечных лучей, всё кругом засияло. В общем, это был не кто иной, как Иона Осипыч, но такого Ионы Осипыча никто никогда не видел. Важный, торжественный, молчаливый, он плыл по салону с подносом в руках, глядя прямо перед собой немигающими глазами. Нарком с интересом рассматривал кока. Приняв доклад дежурного старшины по камбузу, он серьёзно сказал:

— Новый кок? Посмотрим, посмотрим…

Иона Осипыч стал ещё важнее, а его щёки ещё краснее. Он поставил поднос на стол, снял с него белую и твёрдую, как фарфор, салфетку, приготовил тарелку, отступил на два шага и отдал честь. О, Костин-кок знал, как надо вести себя при снятии пробы. Командир корабля одобрительно кивнул головой.

— На первое? — спросил нарком, поднося ложку к губам.

— Суп-вермишель мясной, — доложил кок деревянным голосом.

Нарком попробовал.

— Нет, это значительно лучше, чем суп-вермишель мясной, — сказал он. — Очень важно, чтобы человек знал, как надо распорядиться продуктами. Но об искусстве кока судят самое меньшее по двум блюдам… На второе?

— Котлеты под холодным луковым соусом, — доложил Иона Осипыч.

Нарком открыл судок, и по салону распространился такой тонкий, соблазнительный запах, что старшина проглотил набежавшую слюну.

— Вот что, оказывается, можно сделать из мяса и лука, — сказал нарком. — Но я вижу ещё третье. Для верности будем судить о мастерстве кока по трём блюдам. Что на третье?

— Компот из сухофруктов! — отчеканил Костин, запылавший от похвал.

— Конечно, традиционный морской компот, — улыбаясь, отметил нарком. — Прошу!

Иона Осипыч открыл третий судок, и новая волна аромата прошла по салону. Казалось, где-то очень близко зарумянились яблоки и сладким соком налились вишни, согретые южным солнцем.

Нарком спросил у кока:

— Вы знаете, что такое Олимп?

— Так точно, — всё тем же деревянным голосом ответил кок, немного испуганный неожиданным вопросом. — Ресторан такой был в Петрограде.

— Нет, я о другом Олимпе, — улыбнулся нарком, — есть в Греции гора Олимп. На этой горе боги, как говорится в сказке, пили нектар, вроде этого. Хороший компот!