Приключения Весли Джексона - [29]

Мы могли сидеть за столом, есть, разговаривать, играть в карты, читать, писать письма или даже стихи. Писал стихи Джо Фоксхол, но он их нам не читал и не давал читать самим. Говорил, что они недостаточно хороши для чтения. Я спросил, какими же должны быть стихи, чтобы их можно было читать, и он сказал, что они должны быть так же прекрасны, как самые лучшие стихи, которые когда-либо были написаны. Что же это за стихи, спросил я, и он сказал, что это стихи Джемса Джойса, под названием «Ecce puer».[1] В этих стихах, по его словам, сказано почти все, что вообще может сказать человек, а в них всего восемь строк. Я попросил его прочесть нам эти стихи, но он говорит – забыл, и я тогда заметил, как же он может считать, что эти стихи такие великолепные, если он их даже не может припомнить; а он говорит: «Не знаю как, но все равно это правда». Эти стихи он прочел в «Нью рипаблик» шесть или семь лет тому назад и до сих пор убежден, что это величайшие стихи в мире.

Виктор ни о Джемсе Джойсе, ни о «Нью рипаблик» никогда не слыхал и не подозревал, что стихи такая важная вещь, что о них можно долго разговаривать, но все-таки слушал и не говорил: «Ерунда!» – как это делают люди, которые не очень-то хорошо в чем-нибудь разбираются. Он просто слушал и не думал, что мы с Джо сумасшедшие. Восемь строк стихов, что-нибудь около сорока слов – и это величайшая поэма в мире! Виктор не говорил: «Ну и что?» Он был из хорошей, простой семьи, такие люди всегда остаются чистыми и порядочными.

У Джо Фоксхола была с собой портативная пишущая машинка, но он редко когда ею пользовался. Он предпочитал писать стихи тихо. Если уж подымать такой шум, нужно быть прежде уверенным, что стихи стоят того. Много вещей наговорил еще Джо за время нашей поездки, и я рад, что почти ничего не забыл, так как он всегда говорил что-нибудь интересное.

Мы играли в карты, распевали песни, а когда подъезжали к какой-нибудь станции, где поезд стоял подольше, мы выбегали и осматривали город и приносили с собой в вагон много всякой еды, так что нам не приходилось занимать очередь, чтобы пообедать в вагоне-ресторане.

Первый город, где мы остановились, был Рено, но нам хватило времени только на то, чтобы поглядеть на огни и почувствовать всеобщее возбуждение на улицах этого города сплошных игорных домов. Потом мы увидели Город Соленого Озера, Денвер, Омаху и, наконец, Чикаго, где у нас была пересадка и где мы ночевали в гостинице.

Денег у нас с Виктором было много, у Джо тоже хватало, так что мы отправились в хороший отель и сняли две комнаты, где и пообедали. Ужин и завтрак нам тоже подали в номер. Такая жизнь здорово отличалась от того, как мы жили прежде, но нам она показалась вполне подходящей. Меня не особенно удивляла мебель и вообще обстановка, А Виктор начал с того, что стал раздавать по полдоллара всем, кто для нас что-нибудь делал. Официанту, который подал нам ужин, он дал две бумажки по доллару. После ужина он дал тому же человеку еще один доллар, когда тот принес нам бренди, и Джо нашел это правильным. А я подумал, что в семье Виктора, видно, не привыкли бережно обращаться с деньгами, но ведь такая фамильная особенность, пожалуй, нисколько не хуже других.

Джо сказал, что не мешало бы послать за тремя девицами пошикарнее: наверное, тут в отеле кто-нибудь этим занимается. Я не знал, что он шутит, и очень удивился. Но Виктор не был удивлен ни капельки. Он сказал, что наверняка найдется кто-нибудь, кто может прислать нам девку. Он не говорил, что не хочет иметь дела с девицами, но я понял по его тону, что это так. Просто он не хотел портить нам компанию. А я никак не мог решить, идти мне на это или нет, в общем растерялся.

Но оказалось, что Джо пошутил, и я почувствовал себя очень глупо.

После ужина мы пошли посмотреть город. Заходили в несколько ресторанов и в каждом выпивали стаканчик – другой, но только один Джо пил как полагается. Мы с Виктором приноровились пить пиво после бренди, а Джо придерживался одного бренди. Я не был уверен, что приглядываю за Виктором, как просил меня Доминик. Наоборот, скорее Виктору нужно было за мной приглядывать, ибо чем больше я пил, тем прекраснее мне казались все встречные женщины, и я все удивлялся, почему бы при таком множестве прелестных женщин мне не иметь хотя бы одну.

Довольно скоро мы устали, нам захотелось спать, и мы пошли домой, помолились Богу и легли. Джо Фоксхол заставлял нас непременно молиться на ночь.

Большой забавник был этот Фоксхол, но было в нем и что-то серьезное, и даже больше – грустное. По-моему, так бывает со многими ребятами, которых все считают шутниками.

Было уже три часа, когда мы легли, но оказалось, Джо выбрал более удобный для нас вечерний поезд вместо утреннего. Когда мы погасили свет, он сказал:

– Мы можем спать сколько угодно, потому что поедем вечерним поездом. Будем завтракать, когда все люди обедают.

Мы завтракали только в час дня. Каждый получил по толстому бифштексу с жареной картошкой и луком, который Джо называл «лионез», потом кипящий кофе и яблочный пирог. Это был, пожалуй, самый вкусный завтрак, какой я когда-нибудь едал. Джо велел официанту подать большой пирог целиком, прямо в форме, так что каждому из нас досталось по два больших куска. Кофе могло хватить на целый взвод здоровых парней, но мы долго сидели за столом, ели, болтали и выпили весь кофейник до дна.