Приключения Вернера Хольта - [10]

Шрифт
Интервал

— У нас девушки — настоящие фельдфебели, смехота да и только! — говорил Вольцов, обращаясь к Фридель Кюхлер. — Оглянуться не успеешь, как все вы превратитесь в мужеподобных матрон.

— Гренадеры в юбке, — подхватил Феттер. — Видел последнюю хронику?

Фридель Кюхлер не замедлила отчитать Вольцова:

— Ты говоришь совершеннейшую чушь. — Она умела придавать своему голосу благозвучные ораторские интонации. Как-то на торжественном утреннике гитлерюгенда она даже говорила по радио. — Ты, конечно, видел выступления общества «Вера и красота», их размеренные марши со знаменами, их героически торжественные шествия, завершающиеся играми и плясками… Нечего бояться, что эта брызжущая жизнерадостность приведет к какому-то огрубению… Наши девушки вскоре достигнут биологического совершенства, да и нравственно они ничем не уступают матерям былых поколений.

— Ерунда! — презрительно фыркнул Вольцов, ничуть не вразумленный ее отповедью. — Дались тебе древние германцы! Кстати, у германцев женщине полагалось помалкивать в тряпочку и рожать детей!

Хольт чувствовал себя неловко в этом кругу. Он находил гимназисток-сверстниц скучными, несмотря на их откровенные купальные костюмы.

Кто-то из них сказал ему:

— А мы как раз читали твое знаменитое сложно-распространенное предложение… — Это Петер Визе восстановил в памяти его запутанную фразу слово за словом и записал.

— Маас, — вставил Гомулка, — никогда не оправится от этого удара. У него теперь отвращение к сложным периодам.

— Он совсем взбесился от злости! — негодовал розовый и тучный Феттер, сидевший на мостках. — Мне он вчера сказал: «Откуда у вас эта дремучая глупость? Отца вашего я знаю, он вроде бы человек неглупый, видно, мать у вас непроходимая дура!» Ну можно ли терпеть такое?

— Ай, поглядите, кто идет! — пискнул Земцкий.

Все повернули головы. По плоту мимо вышки, как всегда взлохмаченная, шла Мари Крюгер.

— Это та, известная всему городу… — сказал Земцкий так, что она не могла не услышать.

— Заткнись! — оборвал его Хольт. И Земцкий прикусил язык.

Девушка остановилась у лестницы, оглянулась на Хольта, а потом быстро ушла.

— Ты, кажется, за нее вступаешься? — язвительно спросила Фридель Кюхлер. — Уж не влюбился ли?

Хольт смерил ее уничтожающим взглядом и вскочил на ноги.

— Пошли Гильберт… Мне здесь надоело. Эта безмозглая дура, кажется, лезет на скандал.

Они поднялись по ступенькам на берег.

Вилла Вольцовых стояла на холме, возвышаясь над соседними обветшалыми фахверковыми домами. Со всех сторон ее окружал запущенный сад. Отсюда открывался вид на красные гонтовые крыши и узкие улочки старого города.

Как и сад, дом был запущен. В темном холле висели по стенам два-три поблекших, запыленных портрета предков. В открытом камине груды пепла перемешались с горами мусора. Давно не мытые окна впускали в комнату скудный сумрачный свет. Лестница с резными перилами вела на второй этаж, где жили фрау Вольцов и ее сын. В нижнем никто не жил, и он приходил в упадок.

Комната Вольцова напоминала набитый хламом чулан. По стенам висели арбалеты и всякого рода экзотическое и старинное оружие — луки, оперенные стрелы, индейские томагавки и сарбаканы, а также старинные дуэльные пистолеты. Большой дубовый стол под окном был сплошь заставлен ретортами, бутылками, склянками и ржавыми жестяными коробками. Тут же среди книг и бумаг валялся череп, похищенный из костехранилища на погосте, и облезлое чучело куропатки, все еще исправно служившее мишенью. На куче мусора в углу лежали два эспадрона, кривая турецкая сабля, капкан и доверху выпачканный в глине охотничий сапог. На полу валялась фехтовальная маска вместе с какими-то предметами одежды, а походная кровать была застлана сбившейся в клочья медвежьей шкурой.

Хольт сидел на шкуре, положив ноги на придвинутый к кровати стул. Он чувствовал себя здесь хорошо. Вольцов, стоя за дубовым столом, производил какие-то опыты: тут же под укрепленной на штативе колбой горела спиртовка. За окном спускались сумерки.

— Если у меня получится опыт с азотной кислотой, приготовлю динамит.

— А на что тебе динамит?

— Как на что? Буду делать бомбы, настоящие бомбы, а не какие-то дурацкие шутихи из черного пороха.

Для чего ему бомбы? — подумал Хольт… Уж не Маасу ли он ее подложит под кафедру? Он рассмеялся. Из колбы поднимались к потолку едкие испарения. Вольцов распахнул окно. В комнату ворвался колокольный звон… Вольцов изготовляет бомбы под церковный благовест!

— Ты только представь себе, — сказал Вольцов. — Одна такая бомба — и от нашей богадельни камня на камне не останется.

Эта мысль привела его в восторг.

— Привязать бы Маасу такую бомбищу под его толстый зад!

Хольт курил и рассматривал книги. Это были все фундаментальные труды по военному делу и военной истории: Верди дю Вернуа, «Очерки по вождению войск», Рюстов, «История пехоты», принц Крафт цу Гогенлоэ, «Военные письма артиллериста»; и тут же лежал толстый справочник, с которым Вольцов не расставался. Хольт поднял крышку мягкого кожаного переплета и прочитал титул: «Люц фон Вульфинген, генерал-лейтенант, преподаватель Королевской прусской военной академии. Справочник по военной истории, составленный в алфавитном порядке, со стратегическими и тактическими комментариями и хронологическим указателем всех сражений, боев и стычек, известных мировой истории, а также полков и полководцев, в них участвовавших, с приложением 212 иллюстраций, заново обработанный Отто Оттерном, графом цу Отбах, майором в отставке. Издание 2-е, 1911 г.»


Еще от автора Дитер Нолль
Приключения Вернера Хольта. Возвращение

От Издательства: Первая книга романа Дитера Нолля «Приключения Вернера Хольта», вышедшая не так давно в переводе на русский язык, была тепло встречена общественностью, нашла широкий и взволнованный отклик у молодежи. Сейчас издательство предлагает читателю вторую книгу, повествующую о дальнейшей судьбе Вернера Хольта.Война, закончившаяся поражением гитлеровского «рейха», — позади, и Вернер Хольт пытается разобраться в политических событиях, происшедших в стране, найти свое место в мирной жизни, среди строителей социалистической Германии.Перевод с немецкого — Валентина Курелла и Ревекка Гальперина.


Киппенберг

Роман известного писателя ГДР, вышедший в годовщину тридцатилетия страны, отмечен Национальной премией. В центре внимания автора — сложные проблемы взаимовлияния научно-технического прогресса и морально-нравственных отношений при социализме, пути становления человека коммунистического общества.


Повести и рассказы писателей ГДР. Том II

В этом томе собраны повести и рассказы 18 писателей ГДР старшего поколения, стоящих у истоков литературы ГДР и утвердивших себя не только в немецкой, но и в мировой литературе. Центральным мотивом многих рассказов является антифашистская, антивоенная тема. В них предстает Германия фашистской поры, опозоренная гитлеровскими преступлениями. На фоне кровавой истории «третьего рейха», на фоне непрекращающейся борьбы оживают судьбы лучших сыновей и дочерей немецкого народа. Другая тема — отражение действительности ГДР третьей четверть XX века, приобщение миллионов к трудовому ритму Республики, ее делам и планам, кровная связь героев с жизнью государства, впервые в немецкой истории строящего социализм.


Рекомендуем почитать
Мемуары непрожитой жизни

Героиня романа – женщина, рожденная в 1977 году от брака советской гражданки и кубинца. Брак распадается. Небольшая семья, состоящая из женщин разного возраста, проживает в ленинградской коммунальной квартире с ее особенностями быта. Описан переход от коммунистического строя к капиталистическому в микросоциуме. Герои борются за выживание после распада Советского Союза, а также за право проживать на отдельной жилплощади в период приватизации жилья. Старшие члены семьи погибают. Действие разворачивается как чередование воспоминаний и дневниковых записей текущего времени.


Радио Мартын

Герой романа, как это часто бывает в антиутопиях, больше не может служить винтиком тоталитарной машины и бросает ей вызов. Триггером для метаморфозы его характера становится коллекция старых писем, которую он случайно спасает. Письма подлинные.


Три мушкетера. Том второй

Les trois mousquetaires.Текст издания А. С. Суворина, Санкт-Петербург, 1904.


Юность

Четвертая книга монументального автобиографического цикла Карла Уве Кнаусгора «Моя борьба» рассказывает о юности главного героя и начале его писательского пути. Карлу Уве восемнадцать, он только что окончил гимназию, но получать высшее образование не намерен. Он хочет писать. В голове клубится множество замыслов, они так и рвутся на бумагу. Но, чтобы посвятить себя этому занятию, нужны деньги и свободное время. Он устраивается школьным учителем в маленькую рыбацкую деревню на севере Норвегии. Работа не очень ему нравится, деревенская атмосфера — еще меньше.


От имени докучливой старухи

В книге описываются события жизни одинокой, престарелой Изольды Матвеевны, живущей в большом городе на пятом этаже этаже многоквартирного дома в наше время. Изольда Матвеевна, по мнению соседей, участкового полицейского и батюшки, «немного того» – совершает нелепые и откровенно хулиганские поступки, разводит в квартире кошек, вредничает и капризничает. Но внезапно читателю открывается, что сердце у нее розовое, как у рисованных котят на дурацких детских открытках. Нет, не красное – розовое. Она подружилась с пятилетним мальчиком, у которого умерла мать.


К чему бы это?

Папа с мамой ушли в кино, оставив семилетнего Поля одного в квартире. А в это время по соседству разгорелась ссора…