Вернер Хольт спускался по лестнице — бетонные ступеньки, выбеленные стены, — спускался неуверенно, еле держась на ногах, в своем потрепанном защитного цвета френче. Он думал: кто такой Шнайдерайт? Эта мысль сорвала его с постели: кто такой Шнайдерайт?
В голове у него беспорядочно мешалось прошлое и настоящее, люди, события, места; вот и разберись поди, где ты, даже если знаешь: химический завод, бывшее акционерное общество «Шпремберг» — взрывчатка, серная кислота, медикаменты, а теперь просто развалины, и управляет ими отец и какой-то человек по фамилии Мюллер.
Все это Хольт узнал от Гундель, и Гундель рассказала ему еще многое другое — про завод, про здешних людей, про Мюллера, Хагена, Шнайдерайта и Бернгарда. Рассказала, что адвокат Гомулка уехал в Нюрнберг, а она, перейдя зональную границу, добралась сюда, как ждала Хольта и между тем, с того самого времени, по средам и субботам встречалась где-то, в какой-то организации с этим Шнайдерайтом. Гундель сама это рассказала. Кто такой Шнайдерайт?
Хольт остановился передохнуть на площадке и прислонился к подоконнику. Снял пилотку, маскировочную парусиновую пилотку, и обтер пот со лба: душный сентябрьский день, и все еще изнеможение и слабость! Уже два месяца, как он вернулся, больной, смертельно больной — воспаление легких — и смертельно усталый, и Гундель каждый вечер сидела у его кровати и рассказывала, и одно имя всплывало и повторялось опять и опять: Шнайдерайт. Хольт все еще был во власти кошмаров, его все еще преследовали картины войны и разгрома, все еще по ночам мучил страх, хотя он, казалось бы, добрался до цели, добрался до Гундель; разве Гундель от него не отдалилась? Кто же отдалил Гундель, кто заступил его место, пока он погибал в грязи на невозделанных полях Крейцнаха?
Дальше вниз по бетонным ступеням, вдоль выбеленных стен. Второй этаж: коридор, рабочие — слесари и плиточники. И дальше вниз, первый этаж: двери, таблички на дверях, контора заводоуправления; еще несколько ступенек — и будет подворотня, оттуда выход на улицу и на заводской двор, но стой! — голоса, в конторе голоса. Все поплыло перед глазами, затем отчетливее выступили большая комната, письменный стол, стол, заваленный чертежами и таблицами, второй письменный стол наискосок у окна. В комнате люди. За письменным столом старая дева, напудренная и подмазанная, с пучком, из которого, будто крысиный хвостик, выбивается конец косы, — секретарша дирекции фрейлейн Герлах, смутно припомнил он. У письменного стола стоят трое, четвертый полулежит в глубоком кресле; кто они? Один — это отец; засунул руки в карманы халата, не то задумался, не то сердится… Хольт, никем не замеченный, пересек кабинет и сел в соседней комнате на одном из дюжины стульев, окружавших большой овальный стол для совещаний.