Приключения в Гран-Чако - [8]
Лицо Карай Пуку было неподвижным. И лишь подойдя к молодым воинам, он приветливо улыбнулся и уселся между ними. Митапиру встал сзади него. Все молчали и ждали, что он позовет к себе совет старейших. Но охотник тихо сказал: «Смойте ваши узоры, я сам отправлюсь за ягуаром». Потом также тихо шепнул: «Пеннек Кета?»
Вдруг из толпы женщин выскочил худой подвижной человек. Глаза у него светились и кололи, как две иглы. Волосы его были связаны в два пучка — большой и маленький. Большой, висевший сзади, был перевит красной шерстью, а конец его был распущен, словно конский хвост. Спереди прямо на лоб опускалась тоненькая косичка, которая оканчивалась пушистой метелкой. Сзади в волосы было воткнуто большое белое страусовое перо. Он был совсем нагой, и не только его лицо, но и все тело было разрисовано изображениями двуглавого Икамбы — злого духа.
Это был колдун и знахарь селения.
В одной руке он держал погремушку из выдолбленной тыквы, наполненной сухими семенами и мелкими камешками и тоже украшенной изображениями злых духов, в другой — связку оленьих копыт, нанизанных на веревку.
Появление охотника смутило его, но когда тот потребовал показать ему ребенка, колдун, желая спасти свой авторитет, забыв про страх перед охотником и перед ягуаром, принялся прыгать перед старухой, на коленях у которой лежала девочка. Треща погремушкой и связкой копыт, он издавал дикие крики.
Охотник что-то проворчал. Среди воинов тоже раздались возгласы неодобрения; они требовали тишины, но колдун продолжал свое. Испуганные женщины подхватили его крики. Это была песнь ужаса; сначала она напоминала собачий вой, но постепенно росла и становилась все громче; колдун при помощи своих погремушек руководил этим странным хором.
Охотник молча передал свое ружье одному из юношей. Подойдя к колдуну, он сжал ему обе руки у запястья так, что тот не мог тронуться с места. Потом приблизил его руки к костру и стал сжимать их своими пальцами как клещами.
Старик тихо стонал.
Сначала в огонь упала связка копыт; сразу же она начала шипеть, и из костра повалил черный дым.
Колдун не выдержал:
— Апинотслема, великий жрец ангаитов, вызвал слимен-иросе — кровавое солнце и пестлинтен-поншан — голубую луну; он прогнал туана Икамбу, воплощение злого духа, и спас маленькую Пеннек! Воины-ангаиты не мужчины, если они позволили чужеземцу сжечь амулеты племени. Я больше не могу удержать погремушку; она упадет в костер, и злые духи съедят ваших детей.
Но никто не хотел помочь ему. Охотник не разрешал. Он продолжал сжимать его руку, старик застонал еще громче и тыква упала на раскаленные угли. Индейцы взволнованно смотрели на эту сцену. Тыква треснула и вспыхнула ярким пламенем.
Колдун издал крик раненого зверя. Мгновение он молчал и лишь растерянно смотрел в огонь, а когда охотник выпустил его руки, принялся петь. Он ото всей души верил в могущество своих погремушек. В песне он говорил о том, сколько чудес они совершили, сколько сделали добрых дел…
Охотнику было его немного жаль, но сейчас на жалость не было времени: каждый звук грозил опасностью, мог привлечь внимание ягуара. И он решил сразу избавить селенье от двух зол: от хищника и суеверий. Опустив руки колдуна, он обнял его за голову, так чтобы рукавом заткнуть ему рот. Колдун извивался и скулил. Но охотник продолжал сжимать его голову. Он ждал, когда тот смирится.
Индейцы с изумлением взирали на этот поединок. И маленькая Пеннек тоже смотрела в ту сторону.
Неожиданно охотник вздрогнул. Колдун укусил его в руку. Охотник завертелся на месте, так что чуть не упал в костер, но колдун не отпускал его. Несколько резких движений, и оба тела свились в клубок, из которого словно выброшенный пружиной внезапно вылетел старик; он пролетел несколько метров и упал на живот. В зубах у него виднелся кусок красной рубахи охотника. Крик изумления вырвался у воинов; испуганные женщины молчали. Их колдун был повержен чужеземцем — и ничего не случилось!
Вера в него заколебалась.
Охотник уже не обращал на него внимания. Он шагнул к старухе, державшей маленькую Пеннек и, взяв девочку на руки, уселся у костра. Он гладил ее, улыбался ей, называл ее ласкательными именами, полушепотом подражал голосам разных зверей. Ни один из рабочих калеры не узнал бы его в этот момент, так он переменился. Лицо его стало мягким и приветливым. Он как бы превратился в ребенка: гримасничал, показывал язык, смеялся. Но по щекам у него текли слезы.
Неужели он мог потерять своего любимца, эту крохотную девчурку, которая ему, человеку без дома, без друзей, без семьи, заменяла все, чего он был лишен, потерять ту, которая терпеливо учила его своему языку, когда он впервые попал в их селение, худой, оборванный бродяга?
Между тем колдун поднялся с земли, ужасно недовольный. Он отчаянно размахивал руками, пытаясь подстрекнуть ангаитов к чему-то. Но те его не слушали. Взоры их были устремлены на охотника, который качал на коленях маленькую Пеннек и нежно приговаривал:
— Девчурка, маленькая девчурка!
Колдун отошел в сторону и притаился в тени хижины, следя за каждым движением охотника.
— Большая кошка уже убежала, — говорил тот, склонившись к ребенку. — Придет другая большая кошка и съест ее. Разве ты не знаешь старую индейскую сказку об олене и ягуаре? Я расскажу тебе ее, добрая маленькая Пеннек! Большая кошка убежала, и от нее остался лишь страх в сердцах воинов, которые иногда бывают и отважными, — и он застрял также у тебя в горле. Давай забудем о таких вещах, как Злой Дух и Меченый. Лучше я расскажу тебе сказку. Слушай!
