Приключения Шоубиза - [40]

Я не знаю, получал ли кто-нибудь из моих подопечных артистов такую порцию аплодисментов, но в этот момент я понял, что ради таких дней стоит жить! Ко мне подскочили сразу десятка два моих бывших однокашников. Они наперебой выкрикивали мне какие-то приятные ободряющие слова, но из всей какофонии звуков я разобрал только несколько фраз: «Ты — лучший!» и «Так держать, приятель!» Я стоял оглушенный и растерянный.

Маленькая старушка-пионервожатая подошла ко мне, притянула к своим губам мое ухо и прошепелявила:

— Ты даже не представляешь, сколько ты для них значил тогда. Ты просто не мог этого понять. Но я-то знала. Так что все это заслужено. Я все это затеяла и для них тоже, — при этих ее словах мои глаза округлились. Заметив это, она утвердительно качнула головой. — Да, да. Это все придумала я. А чего скучать-то? Тем более, такой повод — 30 лет. До сорока я могла и не дотянуть, — она скрипуче захихикала, и я вдруг увидел в ней девчонку, которая хитро подмигнула мне и вновь исчезла. Старушка отодвинулась от меня и сказала чуть громче, для всех:

— Обычно такие вечера встречи зимой делают, в первую субботу февраля. Но в моем возрасте нельзя так рисковать, и потом, кто сказал, что это обязательно должно быть так? Традиции? Наплевать на традиции! — и она улыбнулась. — Просто захотелось чего-то особенного. Как тогда, в молодости. Вот я для всех вас это и сделала, — снова повторила она, и все опять зааплодировали и стали кричать что-то очень громкое и очень маловразумительное. А она довольно покачала головой и, приблизившись ко мне почти вплотную, добавила: — Но, в основном, — ради тебя, — она заглянула мне в глаза.

— Почему? — и ее глаза стали лукавыми, совсем как тогда, много лет назад.

— Просто твой дружок, — и она взглядом указала на Шрекера, — мой племянник. И поэтому мне про тебя мно-о-огое известно, — она погрозила мне пальцем. — Я очень рада, что вы дружите. Он такой… такой… — она подбирала нужное слово. — Такой необычный. Я тебе очень благодарна за понимание, — и, словно бы оправдываясь, добавила: — У меня же больше никого нет. А я его очень люблю. — И она грустно улыбнулась. Но через мгновение грусть слетела с нее, как шелуха с лука в руках опытного повара. — А потом, знаешь, жизнь такая короткая штука. Хотя и весёлая. Почему бы нам не помочь ей, а? Просто так, безо всяких поводов. Но, с другой стороны, ты, Шоубиз, очень хороший повод для такого праздника. Только им, — ее голос вновь понизился до шепота, и она глазами показала на толпу, — об этом не стоит знать. Ты же был моим любимчиком. И сейчас ты молодец. Так держать! — И она сжала мою руку.

По моим щекам потекли слезы. Я сжал ее сухонькую лапку в ответ. Тем временем, рыжеволосая тетенька, которая и вправду оказалась моей соседкой по парте Райкой, пробилась сквозь толпу, сунула мне в руки огромный букет белоснежных цветов и взяла микрофон из рук ведущего.

— Дорогой наш Шоубиз. Я теперь тоже буду тебя так называть, потому что это твое имя по праву. Ты ведь и вправду не догадывался, как много для нас значил тогда. — Они что, сговорились, что ли! Но Райка не шутила. Она была вполне серьезна и даже слегка восторженна. — Школа — это обычно очень академичное и очень скучное место. А ты давал нам то, чего у нас не было. И никогда потом могло не быть. Ты давал нам театр. Мы бежали на твои репетиции с замиранием сердца. А как расстраивались те, кого ты не брал в свой концерт! По себе знаю! Я однажды даже соды наелась — хотела отравиться, так сильно переживала из-за того, что на новогоднем концерте ты роль Снегурочки отдал не мне, а Таньке Филатовой из восьмого «А». — Толпа весело загоготала. — Это сейчас вам хорошо смеяться, — Райка покачала головой, — а тогда для меня это была целая трагедия. Но ты ничего не замечал. Ты делал свои концерты и пёр вперед как паровоз, без оглядки и без сомнений. И знаешь, слава богу, что ты никогда и ни в чем не сомневался. Ты подарил нам столько прекрасных мгновений. Пожалуйста, поднимите руки те, кто участвовал в концертах Шоубиза? — Вокруг меня взметнулось несколько десятков рук. Я оглянулся по сторонам. Вот это да! Я никогда и не предполагал, что в моих концертах за школьные годы успели поучаствовать почти все три наших класса. И тут толпа начала скандировать: «С днем рождения!»

Из дверей театра с громкими криками вылетела толпа детей с цветами и ринулась прямо на меня. Все кричали «Браво!», «Бис!» и «Поздравляем!», а Шрекер вдруг достал из необъятного багажника своего черного джипа связку разноцветных воздушных шаров размером с сам джип — и где только они там помещались? — и вручил их мне, попросив выпустить меня эти шары собственноручно.

— Пусть все твои проблемы улетят вместе с этими шарами к чертовой матери, — сказал он и прослезился.

Я отпустил шары, и они огромным, переливающимся на солнце облаком, полетели в далекое синее небо. Я тоже плакал. От счастья. Друзья бросились качать меня.

Когда вторая волна веселья спала, ведущий объявил, что в театральном кафе для всех уже накрыты столы, и нас уже там ждут следующие запланированные на сегодня сюрпризы. Лучшего места для общения старых друзей и придумать было нельзя! Я очень любил это кафе, потому что в дни моего студенчества я мог себе позволить только лояльные цены этого уютного заведения, от которого за версту несло богемой. А я всегда обожал театр. Это было смежное искусство. Но оно, в отличие от шоу-бизнеса, требовало долгой вдумчивой подготовки. И за это я всегда очень уважал и театр, и его обитателей.