Приключения русского дебютанта - [130]

Шрифт
Интервал

— Ты слышала, что я сказал, мама?

— Слышала, Владимир. Ты позвонишь Баобабу…

— И я буду в полной безопасности. Выбрось из головы эти блины на ужин. Какая чушь! Хорошо? Набираю номер Баобаба. До свиданья…

— Владимир!

— Что?

— Мы тебя по-прежнему любим, Владимир… и…

— И?

— Твоя бабушка умерла две недели назад.

— Бабушка?

— У отца чуть нервный срыв не случился, он ведь оказался меж двух огней — ее смерть и твоя дурь. Он сейчас в деревне, лечится рыбной ловлей Медицинская практика простаивает, мы теряем деньги, но что поделаешь в такой ситуации? Пришлось отпустить его в деревню…

— Моя бабушка… — проговорил Владимир.

— …отошла в мир иной, — закончила за него мать. — Они держали ее под капельницей несколько недель, но умерла она быстро. Когда она впала в кому, на ее лице было такое выражение, будто ей больно, но, по словам врачей, это еще не значит, что она страдала.

Владимир прислонился к холодному окну. Бабушка. Вот она бежит за ним с фруктами и творогом по холму на их старой даче. «Володечка! Essen![60]» Сумасшедшая, добрая женщина. Подумать только, что их семейный прямоугольник вдруг, стоило удалить одну-единственную ровную линию ЭКГ, превратился в маленький треугольник Подумать только, на свете осталось всего трое Гиршкиных.

— А похороны? — спросил Владимир.

— Все прошло очень мило, твой отец выплакал море слез. Послушай, Владимир, давай звони Баобабу. Бабушка была старой, жизнь ей была уже не в радость, особенно после твоего отъезда. Ах, как она тебя любила… Просто помолись за нее, и за отца, и за мое истерзанное сердце, и за всю нашу несчастную семью, которой в последние полвека Господь посылает одно бедствие за другим… Ну все — звони!


Владимиру пришлось переждать двенадцать гудков, пока в трубке наконец раздался усталый, охрипший голос, звучавший столь уныло, будто принадлежал госслужащему, которого звонок застал на рабочем месте ровно в пять, когда все коллеги уже намылились уходить:

— Резиденция Баобаба.

— И где же хозяин? — Дурацкая приветственная фраза старого друга вызвала у Владимира улыбку. Баобаб оставался в своем репертуаре.

— Это ты! Ты где? Неважно! Включи Си-эн-эн! Си-эн-эн, слышишь! Уже начинается! Господи Боже!

— Что ты орешь, кретин? Почему каждый раз надо устраивать истерику. Почему мы не можем нормально…

— Этот твой дружок с вентиляторами, которому мы гражданство слепили.

— Ну и?

— На прошлой неделе он вломился в квартиру Халы, в твою прежнюю квартиру. Разбудил нас…

— Нас?

Баобаб протяжно, шумно вздохнул.

— После того как ты уехал, Роберта вышла замуж за Ласло, — начал объяснять он подчеркнуто терпеливо, как втолковывают малым детям. — Они уехали в Юту создавать профсоюз среди мормонов. Ну и… короче… и мне, и Хале, нам обоим было одиноко…

— Отлично! — Всем своим эгоистичным сердечком Владимир желал им счастья. Даже мысль о том, что они занимаются сексом — крупные тела дрожат, сотрясая без того ненадежный фундамент Алфабет-сити, — не вызывала ничего, кроме радости. Они нашли друг друга! — Но что Рыбакову было нужно?

— Ха! Начинается! Начинается! Врубай!

— Что начинается?

— Си-эн-эн, идиот!

Владимир на цыпочках прошел в гостиную, где стоял огромный черный монолит, уже настроенный на новостной канал. Голос комментатора он услыхал прежде, чем материализовалась картинка; надпись «Новость дня: мэрия Нью-Йорка в кризисе» поплыла по низу экрана.

— …Александр Рыбаков, — послышался обрывок фразы. — Но многим он известен просто как Вентиляторный, — комментировала неулыбчивая молодая журналистка в старомодном костюме из твида, волосы туго зачесаны в узел, зубы отполированы до зеркального блеска. — Известность пришла к Вентиляторному три месяца назад, когда мэр обратил внимание на его многочисленные письма в «Нью-Йорк таймс», в которых автор настойчиво твердил о развале городской инфраструктуры.

— А-а-а! — завопил Владимир.

Он добился своего. Старый заскорузлый псих добился-таки своего.

Общий план банкетного зала в позолоте, мэр — высокий мужчина с квадратным лицом, которое даже две мощные челюсти не могли растянуть в улыбку, — стоит рядом с истерически хихикающим Рыбаковым. В банкирском костюме-тройке Рыбаков выглядит стройным и презентабельным. Над ними висит растяжка: Нью-Йорк приветствует новых ньюйоркцев.

МЭР. Когда я смотрю на этого человека, подвергавшегося преследованиям на своей родине и проехавшего три тысячи миль лишь затем, чтобы громко высказаться о тех же самых проблемах, которыми озабочен и я, — преступность, социальные пособия, оскудение гражданского общества — я бы хотел, невзирая на наскоки скептиков, поблагодарить Господа за…

РЫБАКОВ (плюясь от души). Преступность, тьфу! Социальные пособия, тьфу! Гражданское общество, тьфу!

ЖУРНАЛИСТКА. Своими резкими суждениями и консервативными взглядами мистер Рыбаков нажил немало врагов среди либеральной городской элиты.

СЕДОВЛАСЫЙ ЛИБЕРАЛ В ГАЛСТУКЕ-БАБОЧКЕ (на лице скорее усталость, нежели гнев). Я возражаю не столько против упрощенных воззрений так называемого Вентиляторного на расовую, классовую и тендерную проблемы, сколько против помпезного спектакля, устроенного в сомнительных политических целях, с участием человека, по всей видимости остро нуждающегося в помощи. Если таково представление мэра о хлебе и зрелищах, то ньюйоркцам не смешно.


Еще от автора Гари Штейнгарт
Абсурдистан

Книга американского писателя Гари Штейнгарта «Абсурдистан» — роман-сатира об иммигрантах и постсоветских реалиях. Главный герой, Михаил Вайнберг, американец русского происхождения, приезжает к отцу в Россию, а в результате оказывается в одной из бывших советских республик, всеми силами пытаясь вернуться обратно в Америку.


Супергрустная история настоящей любви

Новый роман Гари Штейнгарта, автора нашумевших «Приключений русского дебютанта» и «Абсурдистана». Ленни Абрамов, герой «Супергрустной истории настоящей любви», родился не в том месте и не в то время. Его трогательная привычка вести дневник, которому он доверяет самые сокровенные мысли, и не менее трогательная влюбленность в кореянку Юнис Пак были бы уместны несколько веков назад. Впрочем, таким людям, как Ленни, нелегко в любые времена.В «Супергрустной истории» читатель найдет сатиру и романтику, глубокий психологизм и апокалиптические мотивы.


Рекомендуем почитать
Слоны могут играть в футбол

Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.


Плановый апокалипсис

В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


С кем бы побегать

По улицам Иерусалима бежит большая собака, а за нею несется шестнадцатилетний Асаф, застенчивый и неловкий подросток, летние каникулы которого до этого дня были испорчены тоскливой работой в мэрии. Но после того как ему поручили отыскать хозяина потерявшейся собаки, жизнь его кардинально изменилась — в нее ворвалось настоящее приключение.В поисках своего хозяина Динка приведет его в греческий монастырь, где обитает лишь одна-единственная монахиня, не выходившая на улицу уже пятьдесят лет; в заброшенную арабскую деревню, ставшую последним прибежищем несчастных русских беспризорников; к удивительному озеру в пустыне…По тем же иерусалимским улицам бродит странная девушка, с обритым наголо черепом и неземной красоты голосом.


Мы с королевой

Если обыкновенного человека переселить в трущобный район, лишив пусть скромного, но достатка, то человек, конечно расстроится. Но не так сильно, как королевское семейство, которое однажды оказалось в жалком домишке с тараканами в щелях, плесенью на стенах и сажей на потолке. Именно туда занесла английских правителей фантазия Сью Таунсенд. И вот английская королева стоит в очереди за костями, принц Чарльз томится в каталажке, принцесса Анна принимает ухаживания шофера, принцесса Диана увлеченно подражает трущобным модницам, а королева-мать заводит нежную дружбу с нищей старухой.Проблемы наваливаются на королевское семейство со всех сторон: как справиться со шнурками на башмаках; как варить суп; что делать с мерзкими насекомыми; чем кормить озверевшего от голода пса и как включить газ, чтобы разжечь убогий камин...Наверное, ни один писатель, кроме Сью Таунсенд, не смог бы разрушить британскую монархию с таким остроумием и описать злоключения королевской семьи так насмешливо и сочувственно.


Гиппопотам

Тед Уоллис по прозвищу Гиппопотам – стареющий развратник, законченный циник и выпивоха, готовый продать душу за бутылку дорогого виски. Некогда он был поэтом и подавал большие надежды, ныне же безжалостно вышвырнут из газеты за очередную оскорбительную выходку. Но именно Теда, скандалиста и горького пьяницу, крестница Джейн, умирающая от рака, просит провести негласное расследование в аристократической усадьбе, принадлежащей его школьному приятелю. Тед соглашается – заинтригованный как щедрой оплатой, так и запасами виски, которыми славен старый дом.


Тайный дневник Адриана Моула

Жизнь непроста, когда тебе 13 лет, – особенно если на подбородке вскочил вулканический прыщ, ты не можешь решить, с кем из безалаберных родителей жить дальше, за углом школы тебя подстерегает злобный хулиган, ты не знаешь, кем стать – сельским ветеринаромили великим писателем, прекрасная одноклассница Пандора не посмотрела сегодня в твою сторону, а вечером нужно идти стричь ногти старому сварливому инвалиду...Адриан Моул, придуманный английской писательницей Сью Таунсенд, приобрел в литературном мире славу не меньшую, чем у Робинзона Крузо, а его имя стало нарицательным.