Приключения профессора Браннича - [22]

– Ого! Важная, значит, персона! – заметил лорд Кэдоган. – Когда подумаешь только, что видишь перед собой прадеда прелестного соловья, миленьких ласточек, великолепных орлов…

– Вкусных фазанов и жирных гусей… – прибавил Станислав.

– Как теперь не признать, что в жилах этого чудовища течет благородная кровь? – мечтательно произнес лорд Кэдоган. – Скажите, пожалуйста, профессор: если я не ошибаюсь, лягушки также в родстве с этим про… проте… протерозавром?

– Конечно, они могут постольку считать себя с ним в родстве, поскольку им дает на это право общее происхождение от лабиринтодонтов, – ответил геолог.

– А змеи? Это также их родственники? – спросил в свою очередь Станислав.

– С ними они будут в более близком родстве.

– Отчего же это «будут»?

– Оттого, что змей еще нет. Но почему это тебя так интересует, Станислав?

– Да так просто, – Станислав пожал плечами. – Дело в том, что мне пришел на память аист.

– Аист? Какое же отношение он имеет к нашему разговору?

– Да вот какое. Беда с ним, когда он видит своих «родственников» – лягушек. Ведь вы говорите, что он в родстве с ними! И вот вместо того, чтобы оказывать им почтение, он их всячески преследует.

Профессор Браннич покачал головой.

– Что же тут удивительного? Если птицы истребляют птиц, насекомые насекомых и так далее, то отчего бы аист станет щадить лягушку?

Разговор их прекратило появление огромного лабиринтодонта. Он медленно волочил свое отвратительное, блестящее на солнце тело. Большие глаза его, оживлявшие громадную голову, сверкали, как смарагды. Походка его казалась неестественной.

Когда животное немного приблизилось, путешественники заметили, что оно двигается только на трех лапах, так как четвертая была очень мала. Какой-то несчастный случай лишил его ноги. Если бы оно было высшим существом – птицей, например, или млекопитающим, – то навсегда осталось бы калекой. Но у гадов поврежденные органы быстро восстанавливаются. Маленькая лапка, по-видимому, заменила оторванную или искалеченную и мало-помалу должна была дорасти до величины утраченной.

Лорд Кэдоган, желая, как всегда, быть оригинальным, пожелал обстоятельно рассмотреть эту недоразвившуюся лапу и смело подошел к чудовищу. Профессор хотел было предостеречь его, но в это мгновенье лорд изумленно вскрикнул.

И было чему удивляться!

Весь бок животного оказался израненным и окровавленным, из огромной раны с одной стороны пузырьками выходил воздух из поврежденного легкого, а с другой выползали внутренности. Рана не была свежей, но еще не гноилась. Нельзя было смотреть на это без отвращения и ужаса.

– И откуда только у него еще сил хватает ползать? – сказал Станислав, отворачиваясь от ужасного зрелища.

– Если принять во внимание выносливость гадов, то рана эта еще не очень тяжела и может зажить, – заметить геолог.

– Быть не может!

– Ведь наши лягушки и саламандры выходят же невредимыми из огня – отчего ты не можешь допустить хотя бы такую же выносливость у их праотцов? Нервы у них малочувствительны, крошечный недоразвитый мозг воспринимает лишь самые грубые впечатления, и страдают они гораздо меньше, нежели мы думаем, судя по вашей впечатлительности. Даже самые тяжелые ранения кончаются у этих тварей вполне благополучно. Поверь: если бы данное чудовище, кишками которого уже наелись другие, нашло бы сейчас какую-нибудь добычу, то нелегко уступило бы ее сопернику…

Тем временем небо окрасилось в синевато-свинцовый цвет, и легкое, но продолжительное сотрясение вдруг всколыхнуло землю. Будь это в городе, можно было бы подумать, что тяжело груженый воз проехал по мостовой. Через несколько секунд сотрясение, сопровождаемое грохотом, повторилось с удвоенной силой.

Внимательно прислушивающийся геолог побледнел, но тотчас же овладел собой.

– Следует ждать какого-нибудь сюрприза, – проговорил он, стараясь придать себе спокойный вид.

– Лишь бы только он не был последним в нашей жизни, – пробормотал англичанин.

Геолог кивнул.

– Земная кора, как мне кажется, в настоящее время мили на две тоньше, нежели во времена человека, и легко может разверзнуться, и нас поглотить, – сказал он.

– Землетрясение! – вскрикнул Станислав, теперь только понявший весь ужас положения.

Слова его заглушил продолжительный грохот. Все трое зашатались. Станислав упал на землю и закрыл лицо руками.

После короткого перерыва снова последовало несколько сотрясений, и одним из них свалило с ног профессора. Тем не менее, он сохранил присутствие духа и даже поспешил успокоить Станислава, уверяя его, что ничего необыкновенного не случилось. Лорд и тут не проявил никаких признаков беспокойства.

– Прямо удивительно, – рассуждал он вслух, – как такое, в сущности, весьма нередкое явление действует на всех. Ведь никого не удивляет ни гром, ни град, – точно также не должны бы пугать нас и некоторые проявления внутренней жизни земли. Ведь трудно даже сосчитать, сколько земля уже перенесла землетрясений, и перенесла довольно счастливо. Я недавно читал статистику землетрясений. Клуге насчитывает во Франции, Испании и Италии две тысячи триста десять землетрясений, и это всего за четыре года, с 1850 по 1854 год, то есть в среднем числом пятьсот семьдесят семь землетрясений в год. В Греции в течение двадцати лет, с 1858 по 1878 год, случилось тысяча сто землетрясений, а в Германии и Австрии с 1875 по 1880 год – около четырехсот. А сколько же их было за это время в слаборазвитых странах? Если бы на каждый год приходилось хотя бы по одному сильному землетрясению, то и в таком случае люди, казалось, могли бы привыкнуть к ним.