Приключения Пирогова и Капустина - [3]

— Разворот на триста шестьдесят градусов! — заявил он. — Бьём челом Аванесу, падаем ему в ноги и валяемся в них до победы жалости над разумом. Просим симулятор.

— Зачем нам симулятор? — удивился Гоша.

— Деревня! — весело сообщил Гарик. — Подключаемся в картинной галерее к залу двадцатого века, и за пару часов ты больше академика знать будешь! Надо только убедить Аванеса, что мы для изучения физики берем, — это раз. И в галерее, что мы по заданию из школы, — два. И вообще, классно же! Никто ещё симулятор присутствия не использовал для того, чтобы попасть в выдуманный, а не реальный мир!

Переход был столь резким, что юным путешественникам невольно пришлось зажмуриться. А когда они открыли глаза, то обнаружили, что находятся в весьма странном мире. В мире, где нельзя сосредоточиться ни на одной детали: она сразу же распадается на множество маленьких точек разного цвета. Только издалека, с нескольких шагов можно было разглядеть, что оказались они в большой комнате со старинными шторами и красными стенами. За овальным столом пили чай пожилой господин с длинными седыми бакенбардами и женщина в темной одежде. Ещё была немолодая служанка, застывшая рядом с женщиной. В руках она держала нечто белое, но что именно — понять было невозможно. Больше всего Гошу поразило, что у этих людей совсем не было глаз. Так, легкие мазки, намек на органы человеческого зрения.

— Qui ici? — спросил мужчина, поворачивая голову на незнакомый звук.

Он действительно не видел, этот таинственный господин, сотканный из не смешиваемых между собой точек чистого цвета. Одна точка — один цвет.

— Кто здесь? — пришел чуть запоздалый перевод Симулятора.

— А вы кто? — невежливо, вопросом на вопрос, ответил Гарик, и Симулятор тут же преобразовал его ответ на французский язык.

— Мы — пленники пуантилизма, — ответила за господина женщина. — В 1886 году нас заманил сюда художник Поль Синьяк. Помню, это было чудесное утро, мы сидели за столом и пили чай, собираясь выехать на Елисейские поля, когда пришел Поль и попросил нас позировать для его новой картины. Он писал её два года! Два года его обаятельного плена, мягкой паутины слов, из которой невозможно выбраться, а потом…

— Тиффани! — оборвал её пожилой господин. — Хватит уже этих слезных романтических баллад! Мы оказались в дураках, и вот итог. И если молодые, судя по их голосам, люди соизволят оказать нам небольшую услугу, мы будем им весьма благодарны.

Безглазое лицо хозяина комнаты повернулось к Гоше и Гарику, но едва мальчишки шагнули вперед, как оно тут же потеряло резкость, распавшись на сотни маленьких точек.

— Пожалуйста! — попросила женщина. — Мы будем молиться за своих спасителей каждый день!

— Надо выручать… того-этого… — прошептал Гоша. — Нехорошо над людьми так издеваться. Эх, встретил бы я этого Синяка, я бы ему нос расквасил!

— Синьяка, — поправил его Капустин, отступая к Симулятору и меняя в настройках число переносимых личностей. — Сейчас, сейчас… Должно получиться.

И у них действительно получилось!

Да ещё как… В это же самое время, когда школьные приятели выручали героев картины Поля Синьяка «Завтрак», в реальном мире, в самой художественной галерее, у полотна остановилась небольшая экскурсия оленеводов из Якутии. Вел её… Петрович. Тот самый робот старой закалки… то есть модели, что жил в квартире семьи Пироговых. Раз в неделю он подрабатывал экскурсоводом — так, для души, а также потому, что считал: папа-археолог зарабатывает категорически мало денег, чтобы содержать жену и робота.

— Если так пойдет и дальше, — ворчал Петрович, оставаясь наедине сам с собой и думая, что его никто не слышит, — папе мальчика придется отказаться от жены, а это не хорошо. Не по-человечески. Надо помочь.

Остановившись у картины, робот принялся пересказывать оленеводам биографию французского художника, как вдруг прямо у них на виду с полотна исчезли все люди! Лица экскурсантов вытянулись от удивления, а Петрович, схватившись за корпус, стал медленно оседать на пол.

— Что с вами? — кинулась к нему сердобольная пожилая якутка.

— Микросхема… — прохрипел робот.

Старая микросхема, уже давно пошаливавшая в металлическом чреве Петровича, от волнения перегрелась, и робота хватил удар. На вызванной оленеводами скорой помощи его отправили в ремонтную мастерскую.

На этот раз Симулятор переносил их из картины в картину в два раза дольше. Когда же мгла медленно рассеялась, молодые люди в сопровождении трех слепцов оказались в ещё более странном месте, чем то, которое они покинули.

— Что это? — недоумевая, спросил Гарик.

— Вроде доска… — ответил Гоша. — Деревянная… того-этого… с квадратами и полукружиями…

— Какая невоспитанность! — раздался обиженный голос. — Какая бесцеремонность! Назвать доской молодую женщину…

Капустин и Пирогов переглянулись. Место, куда они попали было столь малым, что молчаливо стоявшие за спиной «жертвы пуантилизма» дышали им прямо в затылки. Как тут можно кого-то не заметить?

— А вы где? — осторожно поинтересовался у женщины Гарик.

Квадраты и полукружности на доске взволнованно зашевелились.

— Я перед вами! — произнес голос. — С гитарой!