Приключения нежной Амелии - [12]

Вот уже более двух недель «Императрица Нанта» бороздила серо-зеленые равнины океана, продвигаясь в западном направлении. День за днем разносились над палубой зычные команды месье Буайо, который со своей подзорной трубой твердо стоял на капитанском мостике, вглядываясь вдаль. Капитан Буайо был мужчина за сорок, рано поседевший морской волк с резкими чертами лица и ярко выраженным пристрастием к употреблению тяжелого кнута, носимого им за поясом. Он имел обыкновение без раздумий прибегать к крутым мерам воздействия и почти ежедневно тот или иной член экипажа подвергался безжалостной порке, а то и собственноручному избиению капитаном, даже в тех случаях, когда повод лишь в малой степени оправдывал такую жестокость.

Немногие пассажиры, находившиеся на борту грузовоза, уже давно свыклись с воплями, которые издавали под ударом каната толщиной в три пальца привязанные к мачте матросы. Только Эрнсту такие экзекуции казались просто непереносимыми. Ужасающие крики извивающихся под ударами кнута людей терзали его слух, пока он сидел в своей уединенной каюте и с сердцем, переполненным печалью и любовью, писал письмо своей возлюбленной Амелии.

Чем большим становилось расстояние между ним и любимой девушкой, тем более его отъезд казался ему непростительной ошибкой. Ну, конечно же, он больше никогда в жизни не увидит Амелию! Как ему хотелось сломя голову кинуться в пенящиеся за бортом волны, по которым корабль величаво и бесконечно медленно – как ему казалось – прокладывал свой путь на запад. Он называл себя самым несчастным человеком на земле и проклинал за то, что послушался этой обманщицы мадам Дюранси! Если бы не она, он бы сейчас, счастливый и спокойный, сидел бы в садовом домике возле своей любимой, возле Амелии. Мысли о совершенной ошибке кружили в сознании несчастного молодого человека, и тяготы этого путешествия становились для него вдвойне непереносимыми. Даже капитан обратил внимание на угрюмое выражение лица своего юного пассажира. Однажды вечером, собрав, как всегда, немногих своих пассажиров за ужином, он без обиняков обратился к молодому человеку:

– Мне кажется, юный друг, вы не особо уютно чувствуете себя в нашем обществе?

Голос его был почти суров. Эрнст сделал попытку засмеяться.

– Меня угнетает вовсе не компания, в которой я нахожусь в данный момент, а отсутствие дорогого мне человека, – со вздохом ответил он.

Капитан разразился оглушительным хохотом.

– Ага, я все понял! Месье одолевают любовные печали. Это и вправду болезнь, которую трудно вылечить… Во всяком случае, пока мы в открытом море… Она хорошенькая? – не церемонясь, осведомился он.

Лицо Эрнста стало пунцовым. До сих пор он ни разу не говорил с кем-либо о своей любви к Амелии, и ему казалось просто профанацией вызывать к жизни ее милый образ в присутствии этих грубых мужчин.

– Амелия – ангел! – сказал он поэтому столь же лаконично, сколь и горячо. Хохот капитана стал еще оглушительнее. Остальные мужчины – два офицера, корабельный врач и штурман, а также часть пассажиров – тоже ухмыльнулись.

– Разумеется, мой милый друг! – сказал Буайо, придя в благодушное настроение. – Любая женщина – ангел, и чем дальше она от нас, тем больше она ангел. На расстоянии плохо различимы недостатки этих чудесных созданий, столь отталкивающие вблизи, – продолжал он, все еще хохоча.

– Если вам требуется мой совет, мой юный друг, – вновь обратился он к Эрнсту, который с рассеянным видом изучал ножку своего бокала, – то самое лучшее, что вы сможете сделать, это согласиться с тем, что вашу девушку никаким волшебством не перенесешь на корабль. Зато в Сан-Доминго в избытке хорошенькие женщины любого цвета кожи. Выберите для себя смазливую девчоночку-квартеронку, еще не утратившую невинность, и дайте ей своевременно понять, кто здесь хозяин. Вы увидите, что нет для мужчины в мире ничего более приятного!

Эрнст, собиравшийся в этот момент пригубить бокал, с такой силой ударил им по поверхности стола, что тот разлетелся вдребезги.

– Месье, я люблю Амелию! – сурово заявил он.

Капитан остался хладнокровен.

– Разумеется, любите. И никто вам не мешает это делать. Сия божественная Амелия для души и грез, а очаровательная девица из плоти и крови с кожей оливкового цвета для того, чтобы ночью было не так холодно. Вполне разумный вариант для молодого человека с такой представительной внешностью, как у вас.

– Если я правильно вас понял, месье, вы советуете мне быть неверным по отношению к Амелии? Изменить ей с какой-нибудь цветной женщиной? Расточать предназначенные ей нежности первой встречной продажной девке? Осквернять грязными поцелуями эти губы, прикасавшиеся к ее устам, а случайными объятиями пятнать эти руки, обещавшие ей непоколебимую верность?

Эрнст говорил все более пылко, столь ужасными показались ему картины, нарисованные капитаном. Тот, откинувшись на спинку кресла, наблюдал его с таким выражением, будто перед ним находилось какое-то редкое насекомое. Затем он с наслаждением поднес к губам свой бокал.

– Не кипятитесь, молодой человек! Баба есть баба, что бы вы ни говорили по этому поводу! – изрек он наконец и сам первым отреагировал на собственную остроту коротким блеющим смехом.