Приключения на Безымянной реке - [79]

— «Уткатрос»! — вскричал в восторге Румик и даже хлопнул себя изо всех сил по лбу. — «Уткатрос»! «Утка-трос»!

Тут даже Рацек рассмеялся. Стало как-то легче на душе. Он почувствовал, как со всех словно спала какая-то тяжесть. Ребята, сами того не сознавая, стали совсем иными. Но все-таки осадок остался. Отчего?

— А соревноваться мы все-таки будем! — раздался голос Карлика.

Рацек бросил на него быстрый взгляд и вдруг понял. Причиной всему были выходки Карлика. Неплохой, в общем, парень, но до чего же несносный характер! Взбаламутит всех ребят, перессорит, а что ему скажешь?

— Ясно, соревноваться мы будем, — усмехнулся Рацек. — Только в соревнованиях всегда кто-нибудь проигрывает, и к этому надо привыкнуть. Ну, а как же поступим с Эмилем?

— Никак, — ответил Эмиль.

Он встал, и все сразу замолчали. В глазах у него блестели слезы, и он напрасно старался их скрыть. Слезы висели у него на ресницах, готовые вот-вот скатиться.

— Я не имею права быть капитаном, — начал он заикаясь, — я совершил плохой поступок. Там, на шлюзе.

— На каком шлюзе? — удивился Аква.

— На втором. Это я перевернул «Утку». Я, а не Виктор…

— Ха-ха-ха! — загоготал Виктор добродушно. — Шлюз, шлюз. Это же было страшно давно… А-а, там что-то произошло… Да я об этом совсем забыл.

— А я нет! — От волнения у Эмиля прерывался голос. — Я тогда все свалил на тебя и на эти твои трусики…

Виктор невольно вытаращил глаза на свой живот. Опять во всем великолепии на нем красовались шелковые, расписанные цветами трусики! Штаны сушились на шесте, а он демонстрировал всем свои цветные трусики, из-за которых произошли всякие неприятные вещи.

— Ха-ха-ха! — снова загрохотал он так, словно кто-то ударил палочками по большому барабану. Он потрогал руками трусики — они действительно были скользкими. Он стал притопывать и крутиться на месте. — Разве не потеха, а?

Кто-то стал отбивать такт, и Виктор пустился в пляс, как медведь, поднимая то одну, то другую ногу. Он покачивался, прихлопывая, стараясь попасть в такт. Все смеялись, но больше всех он сам, потому что это действительно было очень смешно. Странная вещь! Ведь тогда он злился, его раздражало, что все смеются над трусиками, а сегодня хоть бы что.

— Танец «Альбаутки»! — крикнул Виктор, и казалось, он готов танцевать до скончания века.

Но тут он едва не перевернул котелок с какао, напомнив всем, что наступил час обеда.

Все уселись возле костра и взялись за обед, обсуждая, быть все-таки Эмилю капитаном или нет. Они, пожалуй, и простили бы ему этот старый проступок, ведь в пещере он вел себя геройски, но все-таки ему следовало бы признаться раньше… Нет, все-таки лучше воздержаться.

Бац! Что-то стукнуло Эмиля по лбу, он поднял голову и увидел над собой телеграфный столб с беретом на макушке. Конечно, это Стракош. Он швырял шишки в Эмиля и улыбался.

Эмиль вскочил:

— Ты давно догадался! Просто ты ждал, что я признаюсь сам, да?

Стракош молча и мрачно стащил с макушки берет. Эмиль знал: это было знаком самого глубокого уважения, на какое только способен Стракош, — обычно он готов в берете залезть даже в постель.

Наконец Аква предложил выбрать капитаном Зику, хотя Румик со злостью и шипел ему прямо в ухо: «Меня-меня-меня!»

— Конечно, тебя, СОС несчастный! — захихикал Патичка.

С этого момента Румик превратился в Сосака. И ничего тут не помогло, ни просьбы, ни уговоры, ни обещания, что сигнал СОС он забудет на веки веков и что у него уже есть прозвище, которое нравится ему гораздо больше.

— Ты Сосак есть Сосаком и останешься! — изрек Стракош безапелляционным тоном. — И точка.

Обед окончился. Уже было половина десятого, а солнце все еще грело. Магда напомнила, что все сегодня не выспались, а впереди тяжелый путь по размокшим полям.

Путешественники растянулись прямо под открытым небом и мгновенно уснули. Только у Рацека из головы не шел Ондра. Неужели парень тоже не способен пережить поражение?.. Иначе почему же он тогда убежал?

Ответа не было. Может быть, Магда что-нибудь подскажет? Но Магда давно уже спала сном младенца.

3. «На помощь!»

Рацек тоже вскоре уснул. Солнце светило точно сквозь промасленную бумагу… А далеко от стоянки бродила вдоль реки маленькая круглая фигурка. Она то удалялась, то маячила у самой черты горизонта, теряла равновесие, снова выпрямлялась, съезжала на спине с крутого склона, вставала и брела, спотыкаясь, дальше…

Свет солнца померк, и вскоре оно вовсе исчезло. Над рекой повисла стальная тень облаков. Она все росла и росла… Фигура заторопилась. Вот она упала. Снова поднялась. Перешла по колено в воде, проползла на четвереньках по скользкому обрыву, схватилась за ветки и снова упрямо побежала вперед.

А туча все росла и ширилась… Ребята спали, изнуренные усталостью, и тяжесть ночного перехода исчезала медленно, капля по капле. Костер задымил, потом совсем погас.

В эту минуту кто-то неслышно прокрался в лагерь и проскользнул между спящими. Потом нагнулся над Рацеком, тронул его за плечо.

Рацек очнулся и сел. Над ним стоял Ондра.

В первую минуту Рацек не поверил своим глазам: Ондра вернулся… И в каком жалком виде! Выкупайся он в море грязи, и то не выглядел бы хуже. На подошвах налипла серо-черная корка грязи, так что трудно было понять: то ли он босой, то ли на ногах тапочки. На локтях и плечах тоже слой липкой грязи. Но первое, что бросилось Рацеку в глаза, — это лицо Ондры. Оно как будто осунулось. Или стало старше, во много раз старше, чем сегодня утром… Ерунда! Это все тот же Ондра! Сначала — в бегство, а потом — с повинной головой. Он не захотел уйти на свой страх и риск, а может просто струсил.