С величайшей любовью и уважением,
>Патерсон Эрскин Гатри
В силу случившихся обстоятельств письмо вышло не столь элегантным, как мне хотелось, но я был уверен, что смог намекнуть на грозящую мне опасность, причем сделал это таким образом, чтобы не вызвать неудовольствия ни у Майкрофта Холмса, ни у Элизабет Ридейл. Поставив точку, я дал прочесть записку мистеру Холмсу.
– Очень хорошо, – одобрил он, вернув мне листок. – Тьерс отнесет письмо в Твифорд после ежедневного визита к матери.
– Как ее состояние? – спросил я, вспомнив о ее ужасной болезни. Вложив письмо в конверт, я запечатал его и написал полное имя и адрес Элизабет.
– Все хуже, – ответил Холмс. – Тьерс все время готов получить известие о ее кончине. Очень печально.
– Не будете ли вы любезны сообщить Тьерсу о моей симпатии и сочувствии? – спросил я, вручая господину Холмсу запечатанный конверт.
– Обязательно скажу, – ответил тот. – А теперь, думаю, будет лучше всего, если вы вместе с Джеймсом уйдете отсюда. Вы пробыли здесь довольно долго, и наблюдатели должны поверить, что вам удалось найти солиситора, который заинтересовался вашим делом. Но расстаньтесь с ним достаточно резко, даже грубо: пускай заинтересованные зрители поймут, что вы не достигли полного согласия. – Указав на дверь, он вручил мне десять шиллингов. – Продолжайте ваше дело. Надеюсь встретиться с вами завтра.
– Если Бог даст, – ответил я, направляясь к двери. – А как я объясню происхождение этих денег?
– Как хотите. Можете сознаться в воровстве, и это никого не удивит, – предложил Майкрофт Холмс, зло скривив губы.
– Воровство, – повторил я и оставил его в одиночестве.
Джеймс сидел за столом во внешней комнате, согнувшись над кипой бумаг.
– Вы закончили? – спросил он, подняв на меня глаза.
– На сегодня. Завтра я снова приду, если будет что доложить. – Я заметил, что Джеймс действительно составляет справку по делу, и это меня удивило.
– Я должен убедить весь мир, что я солиситор, – объяснил он. – Иначе этот обман станет опасным для всех нас.
– А вы действительно юрист? – спросил я, решив, что это вполне возможно.
– На самом деле я барристер[2], – ответил он с гордостью. – Я состою при премьер-министре, – он, подняв голову, коснулся своих потрепанных одежд, – и он поручил мне работать с Майкрофтом Холмсом, когда начались сложности с Фрейсингским договором.
– Это было в прошлом году, не так ли? – спросил я, перебрав в уме множество записей, которые мне пришлось разбирать за последние несколько месяцев. – Какие-то сделки с Германией?
– Это касалось Баварии. Вопрос считался решенным, но теперь ясно, что могут появиться дополнительные трудности. Кое-что из условий, о которых не сообщают широкой публике… Вы понимаете меня? – Джеймс откровенно ненавидел эти дополнительные трудности. Собрав бумаги, он вновь запихнул их в портфель. – Сюда, пожалуйста.
Я шел за ним по залу, на ходу припоминая манеры Августа Джеффриса. Поэтому, когда мы вышли на улицу, на моем лице было грубое выражение, свойственное этому образу.
– Что ж, я достану эти проклятые деньги, – бросил я достаточно громко, чтобы привлечь внимание нескольких прохожих.
– Буду ждать вашего вызова, мистер… мистер Джеффрис, я не ошибся? – Джеймс выглядел в одно и то же время и угодливым, и высокомерным. Я был восхищен этим талантом, хотя был готов, конечно, в образе Джеффриса презирать его за это.
– Вы правильно запомнили: Джеффрис. Август Джеффрис. Даю вам слово, сэр, вы еще услышите это имя, – прорычал я, резко повернулся и, сгорбившись от гнева и отчаяния, направился в сторону «Бильбоке». Ярдах в двадцати позади я заметил клювоносого преследователя. Он шел с беззаботным видом, рассматривая уличную суету.
Мистер Холт находился в пивной. Когда я переступил порог, он налил стакан джина.
– Судя по вашему виду, вам нужно выпить.
– Можете быть уверены, я выпью и второй, – отрывисто ответил я, бросив на стойку деньги за две порции джина, и направился к своему вчерашнему месту около очага. Запах можжевельника был так силен, что я чуть не поперхнулся, когда через силу поднес стакан к губам. Нужно было во время разговора с мистером Холмсом попросить принести кусок говядины и немного сыра, запоздало подумал я. Но в следующий раз буду умнее. Понимая, что мне следует похвастаться своим богатством, я вынул две монеты из кармана и звякнул ими. – Сегодня я хотел бы поужинать, мистер Холт.
– О, значит, вам сегодня удалось раздобыть несколько пенсов, – воскликнул хозяин. – Так что вы хотите?
– Можете считать, что я их раздобыл, – подчеркнуто уклончиво ответил я. – Только это шиллинги, а не пенсы.
– Мне не важно, откуда берутся деньги, которыми вы расплачиваетесь со мной, – пожал плечами Холт.
– Ладно, мне хватит, чтобы сегодня как следует набить живот. – Я хлопнул ладонью по маленькому столику. – Только, пожалуйста, не жир с хрящами. Подайте мне ваше лучшее мясо.
– Сегодня тушеная баранина, – сообщил Холт. – Миска десять пенсов, если возьмете еще хлеба с сыром, то получится четырнадцать пенсов и полпенни.
– Давайте, – сказал я, бросив ему шиллинг. – И еще горчицы для соуса.
Он поймал монету на лету и сунул в карман передника.
