Приключения инспектора Бел Амора. Вперед, конюшня! - [76]

Шрифт
Интервал

— Все понятно. Одно непонятно: четыре года.

— Да, я ошибся. Не четыре, а три с половиной года.

— Может быть, вы хотели сказать «год-полтора»? — осторожненько намекнул дядя Сэм.

— Ах, вот ты о чем! Год-полтора, пока не вылетим? Нет — три с половиной! Три с половиной года!

— Вы это серьезно, командор?

— Мы выйдем в финал, Рафа. Через три с половиной года мы будем играть в финальном матче чемпионата Мира.

— Вашими бы устами да баб целовать!

— <...>

<ПРИМ. РЕД. Лакуна восстановлена по требованию автора «Отчетов»:

«— А у тебя что, своих уст нет? Или уже не стоит на баб? Тогда подай заявление, подпишу. Мне настоящие мужики нужны. До конца.

— У меня с концом все в порядке, командор».>

— Ты с кем, Рафа? Со мной? Или?..

— Конечно с вами, командор!

— До конца?

— Ну!

— Тогда передай по конюшне: через три с половиной года мы играем Матч Смерти.

— Сегодня же передам.

— Но только после уколов.

— С кем именно будет финал, командор? Ваш прогноз?

— Вот этого я не знаю. Я не оракул, Рафа.

— Боюсь, что с конфедератами из Западной Конференции.

— С зеками? Очень даже может быть. Но ты не боись — бояться всегда успеем.

<Помню свой первый укол, лет этак ...дцать тому назад. Помню доктора Вольфа во-от с таким шприцом.

— Ну-с, кто из нас не трус? — спросил доктор. — Снимайте штаны, мои хорошие. Трусы пока не надо. Кто желает уколоться первым?

Все жеребцы поджали хвосты и оттягивали это удовольствие, я в том числе. Укол был жеребячий — «керосин-навигатор» — от всех болезней, включая СПИД, бубенную чуму и астральный сифилис. Первым пошел Лобан. Высокомерно взглянул на нас, трусов, расстегнул ремень, спустил штаны и вошел в кабинет на ровных ногах со спущенными штанами. Как молоды мы были! Сейчас бы он ни за что не пошел первым. Через минуту в кабинете что-то упало, еще через минуту перепуганные Гуго и Хуго вынесли в коридор худое обморочное тело Лобана и принялись его отхаживать.

— Ну-с, кто второй не трус? — невозмутимо спросил доктор Вольф.

— Я, — сказал я и стал решительно снимать штаны, потому что понял: если уж такой железный стоик, как Лобан, не выдержал укола, то мне можно не беспокоиться и не тянуть резину — все равно меня тоже вынесут из кабинета.

— Теперь трусы, — сказал Вольф.

Я спустил трусы.

— Позвать Гуго и Хуго, чтобы тебя поддержали? — спросил доктор, натягивая поршнем полный шприц своего керосина. — Это единственное, что я могу для тебя сделать.

Я отказался. Ничего, как-нибудь упаду сам.

— Второму трудней всего, — уважительно сказал Вольф и недрогнувшей рукой всадил мне шприц в правую ягодицу.

Я не упал только потому, что был за себя спокоен, я был настолько уверен — упаду в обморок, что только потому и не упал.

— Зер гут! — похвалил доктор Вольф и протянул мне ментоловую конфетку.>

На этот раз уколы прошли без падающих происшествий, но доктор Вольф отменил на сегодня все тренировки. «Ур-ра» никто не кричал. Весь день провели на нарах с ошпаренными задницами. Известие о предстоящем через три с половиной года финальном Матче Смерти восприняли с черным юмором.


ТРЕНИРОВКИ. Легкая быстрая разминка с распухшими задницами: 20 приседаний с пудовыми валунами на плечах. По свисту. Начали. Сели... Встали... Сели... Встали... Потом легкий кросс — пять кругов вокруг Метрополии по маракканнской орбите с полной боевой выкладкой и на своих двоих. Не отставать! Марш! Марш! Пошли! Я шел в хвосте на одном маршевом движке и пинал отстающих (хотя это не мое дело пинать — это дело второго тренера, — но Войнович все еще думает): Давай-давай! Подтянись! — Потом заезжал вперед и увлекал за собой первачей:

— Давай-давай! Первой тройке — по сто грамм «Соломона» перед обедом!

— За чей счет? — тяжело дыша, спрашивали они и убыстрялись.

— За счет председателя ФУФЛА!

Нет, так дело не пойдет. Главный тренер не должен гонять жеребцов, как обыкновенный пастух. Пусть Войнович быстрее думает.


К ПРОБЛЕМЕ ПОСТОРОННЕГО НАБЛЮДАТЕЛЯ. Войнович продолжает думать. Лежит на нарах и думает, а мне надо объявлять плохую новость об отчислении из конюшни одиннадцати жеребцов. Насчет нар я, конечно, преувеличил — дядя Сэм купил нормальные панцирные кровати с матрацами. В столовую Войнович не спускается, даже в коридор не выходит, — он не завтракает, обед и ужин носят ему в номер. Иногда он стоит у окна и смотрит на Шишкин Лес. Он держит себя, как Посторонний Наблюдатель, а я каждый день вкалываю, как какой-нибудь младший капрал в казарме, провожу изматывающие тренировки на Третьем полигоне (специалисту понятно, что это значит) и контрольные игры в Поясе астероидов (что это такое, понятно и неспециалисту). Однажды вхожу к нему — Войнович стоит у окна спиной к дверям, постель разобрана, на столе пепельница с окурками, под столом пустая бутылка из-под «Соломона». Опять думает. Даже не поинтересовался — кто вошел? Я спросил:

— Что надумал?

— Я ничего не понимаю, — ответил он. Даже не оглянулся. — Хоть убей, не понимаю! Почему тебя назначили Главным тренером?

— Ты завидуешь, что ли?

— Нет! — вскричал Тиберий. — Ты мне друг, я рад за тебя, но тут какой-то подвох, я за тебя боюсь. Не понимаю! Объясни!

<А что я мог ему объяснять? Все и так было ясно. Второй тренер называется «пойди-принеси», а Войнович хочет быть Первым. Его кандидатура выдвигалась председателем Суром, но дженераль Гу-Син ее не одобрил. Предлагалось также назначить двух главных тренеров — меня и Войновича, но эту идею не одобрил Президент и был прав — в двух равноправных первачей я тоже не верю, эти тандемы иногда бывают успешны, но всегда недолговечны — один из тренеров вытесняется и уходит, значит, и при успехе не было равноправия; ну, а при трех главных — были и такие эксперименты — получается сплошной процесс под названием «лебедь раком щуку». Тиберий все это очень хорошо чувствует. В моем назначении он заподозрил какой-то подвох. Я сослался на рекомендацию Лобана и на то, что сам толком не понимаю, в чем тут дело. (Я-то понимал, но не имел права ему объяснить.)>


Еще от автора Борис Гедальевич Штерн
Дом

Старый Дом, выйдя на пенсию, спустился с небес и отправился доживать свои дни в приморский городок. Он приземлился между зданий принадлежащим двум заклятым врагам: злостному пенсионеру Сухову и инвалиду Короткевичу, которые тут же решили прибрать к рукам неучтенную жилплощадь, и это было только первое злоключение Дома...© suhan_ilich.



Горыныч

Отец Горыныча был убит скифами. Мать же дала сыну разностороннее образование. Был он сведущ и в логических науках, и стихи умел сочинять. И перед смертью матушка завещала аму женится только по любви и ни в коем случае не ходить в инкубатор. Пожил какое-то время Горыныч в одиночестве, а после затосковал. Да и решил жениться.© cherepaha.


Эфиоп, или Последний из КГБ. Книга II

Знаменитый киевский писатель Борис Штерн впервые за всю свою тридцатилетнюю литературную карьеру написал роман. Уже одно это должно привлечь к «Эфиопу» внимание публики. А внимание это, единожды привлеченное, роман более не отпустит. «Эфиоп» — это яркий, сочный, раскованный гротеск. Этот роман безудержно весел. Этот роман едок и саркастичен. Этот роман… В общем, это Борис Штерн, открывший новую — эпическую — грань своего литературного таланта.Короче. Во время спешного отъезда остатков армии Врангеля из Крыма шкипер-эфиоп вывозит в страну Офир украинского хлопчика Сашко, планируя повторить успешный опыт царя Петра по смешению эфиопской и славянской крови.


Безумный король

Исповедь Джеймса Стаунтона, ставшего с помощью искуственного разума чемпионом мира по шахматам.Повесть поднимающая одну из «вечных» тем фантастических произведений — искуственный интелект.© cherepaha.


Записки динозавра

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Что такое человек

Жил-был человек, которого все звали Одержимый. И задумал он выяснить природу гравитационного поля – но погиб в одном из опытов. Его мозг пересадили в новое, искусственное тело – так и был создан первый киборг. А когда не стало киборга, управляемого Одержимым, по магнитному снимку его мозга был создан первый сигом.


Завоевание тундры (Отрывок из повести)

Как много можно увидеть сверху, с летящего над тундрой самолёта! И лётчик, пролетая над практически пустой землёй, задумался о том, как можно эту землю приспособить для нужд населения страны. Ведь пришло другое время и появились новые, ранее недоступные возможности.


Происшествие в Нескучном саду

В вечной мерзлоте далекого острове Врангеля геологи нашли мамонта и решили его разморозить. А мамонт взял и ожил.


Захватчики

Популярный автор литературных «ужастиков» телеграммой приглашает к себе в гости парочку сотрудников редакции журнала, специализирующегося на мрачной фантастике. Поскольку вызов был срочным, те прибыли в одиноко стоящий прибрежный коттедж уже после заката солнца. Хозяин пребывает в весьма напряжённом состоянии, а за окнами мелькают странные тени, издающие жутковатые звуки, напоминающие одновременно крики чаек и кошачье мяуканье. Когда же в полосы света попадают фрагменты тел этих загадочных существ, которые со временем начинают буквально осаждать дом, писатель против воли вынужден начать рассказ-объяснение… © igor14.


Дом в ноябре

Внезапное воспоминание вывело Джеффа Мэллори из оцепенения, и он понял, что оказался в родном оккупированном городе Биатрисе. Причем его близкие: жена и двое детей выглядят устало и убого, а питаются некачественной едой. На вопрос о местонахождении его старшей дочери все домочадцы удивляются и не понимают — о чём он спрашивает их. И тут он замечает фантастическую башню в центре города, куда все горожане, в том числе и его жена , и дети уходят работать. Мэллори хочет выяснить всё и найти свою дочь...© romanpetr.


Фуллстоп

Параллельный мир, в котором не было Второй мировой войны. Советский Союз по-прежнему великая держава, литература находится на особом государственном положении, и писателям созданы все условия для творчества. Однако, несмотря на это, Александр после написанного романа, развода с женой и бытового конфликта в химчистке оказывается на грани нервного срыва и приезжает в санаторий.