Приключения инспектора Бел Амора. Вперед, конюшня! - [77]

— Не понимаю, не понимаю... — опять забормотал Войнович и улегся на панцирную кровать пузом вверх. — Лобан со всеми перессорился. Я понял бы, если бы вместо Лобана ФУФЛО пригласило какого-нибудь держиморду во-от с такими кулаками... ну, кого-нибудь вроде Сайгона. Или Гробшильда. Это понятно. Или какого-нибудь умненького интеллигента, вроде Ваньки дер Стула, а к нему вторым тренером приставили бы того же Гробшильда. Или Сайгона. Или даже тебя. Тогда никаких вопросов. Но тебя — Главным Тренером?! Ты же без направления, без царя в голове, ты же авось-небось и вывози нелегкая... Не понимаю!

Он прав, этот Посторонний Наблюдатель. Я тихонько удалился.

ТРЕНИРОВКИ. <...>

Прогноз погоды: приближается метеоритная метель.

Сказать Гуго и Хуго: пусть починят катапульту.

МЕТЕЛЬ. Метеоритная метель, огненная Заверюха, искры летят, как от автогена, в Шишкин Лес носа не высунешь. Можно было бы провести теоретические занятия, но это не моя парафия, а Войнович продолжает думать. На сборах скука. Жеребцы с утра до вечера и даже ночью играют в карты на деньги (хоть бы ялтинскую пульку научились записывать, а то режутся в какой-то вариант тюремной буры). А что им еще делать — бильярдная закрыта, шары из слоновой кости были украдены строителями сразу после подписания Акта о приемке, но до того, как поп с кадилом освятил «Маракканну-2-бис», а новые шары заказать негде — добытчики на Островах Слоновой Кости второй год бастуют. По видео крутят чернуху, порнуху и всякую затируху — сколько можно? Ну, есть проникающее ТВ с наушниками, но от ТВ одна лишь перхоть в голове.

Метеоритный поток крепчает, на горизонте красивое зарево — горит свалка в точке либрации. Теоретические занятия мог бы проводить Войнович, но он все еще думает. Заглянешь к нему — постель по-прежнему нараспашку, на столе все та же полная вонючая пепельница, зато рядом с ней появились пустые стаканы и неразрезанный «Футбол и жизнь во Вселенной». Войнович опять стоит у окна. Бутылка «Соломона» спряталась за шторой на подоконнике. По его спине видно, как он тяжело думает. Эти раздумья становятся опасными для его здоровья. Я начинаю беспокоиться: надо бы обратиться к врачу, футболисту много думать противопоказано, голова у футболиста не для того предназначена.

— Ничего, пусть думает, — сказал доктор Вольф, когда я поделился своими опасениями. — Уже можно. Войнович уже не футболист, а тренер.

— Откуда новости? — удивился я. — Это он вам сказал?

— Да. Сегодня вечером он выйдет к ужину и даст согласие. Я ему прописал: «думать». Вот он и тренировался думать. Помогло.

Я обрадовался: значит, Войнович согласен!

— Спасибо, доктор!

Метеоритный поток пошел на убыль, переместился на зюйд-зюйд-ост, но еще пуржит. Вечером Войнович спустился к ужину. Что-то мы отмечали — кажется, Татьянин день и заодно День студентов. Спели Войновичу «Гаудеамус»: «Вива, профессорес!» Войнович кивнул мне и сказал:

— Да. Я в норме. Завтра начнем.

Пожали руки. Прогноз погоды хороший — буран продолжает уходить на два зюйда к осту. Договорились, что завтра объявляем две новости: плохую и хорошую.

ЗАВТРА. Хорошую новость объявил я: Войнович официально назначен вторым тренером. Сорвал аплодисменты. Войновича в конюшне любят.

Плохую новость я возложил на Войновича, и он зачитал список «одиннадцати» — отчисленных из команды.

Гробовое молчание. Меня начинают плохо любить.

Утренняя тренировка. Легкая. Проводил Войнович. <...>

Дневная тренировка. Интенсивная, с утяжеленными болоидами. Проводил я. При гробовом молчании. <...>

Вечерняя тренировка. Пляж-болл с выбыванием. Проводил Войнович. <...>

На ужин подали какие-то подозрительно-молчаливые гастритные пиявки. У шеф-кока Борща явно плохое настроение.

Проводы отчисленных. Я не вмешивался. Поголовная ночная пьянка. Я ушел спать.

КОНЬЯК «СОЛОМОН». Меня позвали к вертушке — звонил председатель Сур.

— Тут какие-то продуктовые счета пришли за прошлый месяц... — неуверенно сказал он. — Из какой-то гастрономической фирмы «Соломон». Я бы сказал, астрономические счета. Странно. Что вы там жрать стали — как не в себя?

— Питаемся как всегда, но вот коньяк дорогой.

— А, вы коньяк пьете... Я не знал.

— Да. Коньяк «Соломон». 30 лет выдержки.

— А почему коньяк назвали «Соломоном»? — удивился председатель.

— Не знаю. Наверно, потому же, что и ваш «Цицерон».

— Я «Цицерон» не пью, я им гостей угощаю.

— Оно и видно. Наверно, они тоже любили пить коньяк.

— Кто?

— Библейский царь Соломон и римский консул Цицерон.

— А почему «тоже»? — Председатель совсем запутался.

— Потому что я тоже люблю коньяк.

— А без этого «Соломона» никак нельзя обойтись?

— Нет. Трезвые мысли приходят ко мне после «Соломона». На то он и «Соломон», чтобы навевать умные мысли, но беда в том, что очень уж дорог.

— Сколько же вам лично нужно этого библейского «Соломона»?

— Лично мне?.. Немного. А в общем, для всех, примерно, ящик в день.

— ??? — в трубке послышалось красноречивое молчание (если, конечно, молчание может послышаться).

— Ящик не только для меня, — объяснил я. — Для всей конюшни. Спишите этот ящик, например, на представительские расходы.

— Вы что — с футболистами коньяк пьете?!! — позеленел Сури'Нам. (По вертушке я, конечно, не видел, но он, конечно, позеленел.)