Приключения французского разведчика в годы первой мировой войны - [21]
Зритель созерцал, таким образом, невооруженным глазом как на полосе земли шириной всего в пятьсот — шестьсот метров представители трех армий, окапываясь друг от друга, казалось, намеренно друг друга не замечают…
Эта полоска принадлежащей нейтральным швейцарцам земли, как и нависавшее непосредственно над ней воздушное пространство, были единственным таким местом на фронте, где было возможно безнаказанно демонстрировать себя в непосредственной близости к противнику. Но нужно было очень остерегаться северного возвышения, так как даже первая пуля, пролетевшая по диагонали над нейтральной территорией, могла бы оказаться фатальной для неосторожного наблюдателя, позабывшего о суровых законах войны.
Войска обычно сменялись ночью, по меньшей мере, в первое время. Военный комендант С… баха однажды решил воспользоваться такой возможностью и послал патруль на обход швейцарского анклава по самой его кромке. Это были солдаты таможенной стражи, и мы пошли с ними, причем нам удалось вывести трех немецких пехотинцев, которых следовало немедленно направить в дивизию для допросов.
Вечером нас пригласил комендант Ласелль. Это был высокий худой человек, немного сгорбленный и в профиль похожий на птицу. Мне он, сам не знаю почему, напомнил Дон Кихота и в моральном плане он тоже был на него похож.
— Лейтенант таможенной стражи сказал мне, что, если мы взяли в плен этих немцев, то благодаря вам. Дивизионный генерал меня с этим поздравил; полученные от них сведения, кажется, очень полезные. Я добавляю, что лично мне больше нравится, когда таможенники повиновались своему первому движению. Я считаю, что не стоит убивать, если можно взять живьем.
Я незамедлительно воспользовался его добрым расположением, чтобы объяснить ему нашу роль: вначале и, прежде всего, вести разведку на передовой, в ближайшем тылу и в Швейцарии. Затем оказывать ему все услуги, совместимые с нашей основной миссией.
Я понемногу заслужил его полное доверие; когда у нас появилось свое бюро, он приобрел привычку заходить к нам два или три раза в неделю; и уже месяц спустя, никто не перемещался больше между С…бахом и границей без нашего разрешения. Комендант представил меня начальникам караула каждой смены, и я пользовался этим каждый раз, чтобы расширять сферу и подчеркивать важность моих полномочий и значимость моих рекомендаций. Потому уже под конец месяца я и Валери с нашими простыми капральскими нашивками получили полную свободу действий. И я тогда понял могущество административных служб во Франции, так как министры меняются, а чиновники остаются.
Среди людей, которые приходили ко мне просить право перемещаться в пограничной зоне, был итальянский каменщик, по имени Витторио Каваньетто. Этот человек, как мне показалось, мог бы быть нам полезным. Вначале я спросил его, мог бы он провести несколько маленьких опросов, за которые мы ему соответственно заплатим. Тогда он дал мне ответ, оказавшийся для меня тем же, что заклинание «Сезам, откройся!».
— Я вам искренне расскажу, чем занимался после 1 августа. Именно я создал тут почтовую службу. Я проходил два раза в неделю по деревням, занятыми французами и получал письма, предназначенные для эльзасцев, мужей, отцов, братьев и женихов, которые служат в немецкой армии. Я уносил эти письма в Швейцарию, откуда отправлял их в Германию; солдаты отправляли письма в двойном конверте на адрес хозяина кафе в Б… в Швейцарии, который мне вручала эти ответы. Я каждый раз получал хорошее вознаграждение, и все-все были довольны. Но уже несколько дней это запрещено генералом и я уже боюсь брать эту корреспонденцию, потому что таможенники меня уже обыскивали. В кафе в Б… стоит целая бельевая корзина, полная писем.
Эта корзина не давала мне спать всю следующую ночь. Я знал, что переписка с врагом была строжайше запрещена, и что любое нарушение могло бы иметь далеко идущие последствия. Но действительно я знал еще и другие вещи, связанные с обстоятельствами моей нынешней работы.
Я боролся сам с собой двадцать часов, а потом позвонил Бюшэ.
— Доктор, письма немецких солдат! Сотни писем.
— Строго запрещено совсем недавним приказом по армии.
— Что, и ничего нельзя сделать?
— Ничего на сегодняшний день! Я поговорю об этом, но надо будет подождать некоторое время, пока этот приказ как бы позабудется, не правда ли?
Я притормозил еще на целый день. Но больше уже не мог.
— Черт побери! — воскликнул я, — что это за приказы, вредность которых смягчается со временем, как у микробов!
Дождь лил как из ведра.
— А найдется ли у вас пелерина? — спросил я Каваньетто.
Да, у него был один из этих больших черных плащей, которые зимой носят итальянцы, закидывая полу на плечо, чтобы прикрыть нижнюю часть лица и не вдыхать холодный и влажный от тумана воздух.
— Ну, тогда берите ваш плащ и идите со мной.
Через полчаса мы доехали на машине до наших последних постов; двести метров пешком под дождем и вот граница. Протянутая поперек дороги цепь преграждала проход, и перед этой цепью расхаживал швейцарский ополченец с полной амуницией. Итальянец перешагнул через это заграждение, а я остался по эту сторону. Вскоре он вернулся в сопровождении хозяина кафе, которому я холодно сказал, что недавние приказы отменены и «можно идти туда».
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.
Патрис Лумумба стоял у истоков конголезской независимости. Больше того — он превратился в символ этой неподдельной и неурезанной независимости. Не будем забывать и то обстоятельство, что мир уже привык к выдающимся политикам Запада. Новая же Африка только начала выдвигать незаурядных государственных деятелей. Лумумба в отличие от многих африканских лидеров, получивших воспитание и образование в столицах колониальных держав, жил, учился и сложился как руководитель национально-освободительного движения в родном Конго, вотчине Бельгии, наиболее меркантильной из меркантильных буржуазных стран Запада.
Псевдо-профессия — это, по сути, мошенничество, только узаконенное. Отмечу, что в некоторых странах легализованы наркотики. Поэтому ситуация с легализацией мошенников не удивительна. (с) Автор.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Данная книга не просто «мемуары», но — живая «хроника», записанная по горячим следам активным участником и одним из вдохновителей-организаторов событий 2014 года, что вошли в историю под наименованием «Русской весны в Новороссии». С. Моисеев свидетельствует: история творится не только через сильных мира, но и через незнаемое этого мира видимого. Своей книгой он дает возможность всем — сторонникам и противникам — разобраться в сути процессов, произошедших и продолжающихся в Новороссии и на общерусском пространстве в целом. При этом автор уверен: «переход через пропасть» — это не только о событиях Русской весны, но и о том, что каждый человек стоит перед пропастью, которую надо перейти в течении жизни.
Результаты Франко-прусской войны 1870–1871 года стали триумфальными для Германии и дипломатической победой Отто фон Бисмарка. Но как удалось ему добиться этого? Мориц Буш – автор этих дневников – безотлучно находился при Бисмарке семь месяцев войны в качестве личного секретаря и врача и ежедневно, методично, скрупулезно фиксировал на бумаге все увиденное и услышанное, подробно описывал сражения – и частные разговоры, высказывания самого Бисмарка и его коллег, друзей и врагов. В дневниках, бесценных благодаря множеству биографических подробностей и мелких политических и бытовых реалий, Бисмарк оживает перед читателем не только как государственный деятель и политик, но и как яркая, интересная личность.