Приключения Филиппа в его странствованиях по свету - [185]

— Зачѣмъ они меня продали этому человѣку! говорила она.

Зачѣмъ она сама себя продала? Матери и отцу не много надо было уговаривать её, когда она совершила это преступленіе.

Когда насталъ день выбора, мы пріѣхали изъ Періуинкля посмотрѣть на борьбу. Въ это время Филиппъ принималъ уже такое восторженное участіе въ Горнблоу, что нарядилъ своихъ дѣтей въ ленты цвѣта Горнблоу и самъ надѣлъ кокарду, широкую какъ блинъ. Онъ, Ридли и я поѣхали вмѣстѣ. Мы надѣялись, хотя знали, что непріятель былъ силенъ, и веселы, хотя прежде чѣмъ мы отъѣхали пяти миль пошолъ дождь. Филиппъ очень заботился о какимъ-то свёрткѣ, который мы везли съ собой. Когда я спросилъ, что въ нёмъ лежитъ, Филиппъ сказалъ руяжьё, что было нелѣпо. Ридли молча улыбался. Когда пошолъ дождь, Филиппъ закрылъ плащомъ свою артиллерію. Мы не знали въ то время, какую странную дичь убьётъ его ружьё.

Когда мы пріѣхали съ Уипгэмъ, выборы продолжались уже нѣсколько часовъ. Проклятый чорный злодѣй, какъ Филиппъ называлъ мужа своей кузины, каждый часъ пріобрѣталъ больше голосовъ. На независимыхъ избирателей насколько не подѣйствовали статьи Филиппа въ мѣстной газетѣ и объявленія, которыя наша сторона прибивала на стѣнахъ городка и въ которыхъ свободные избиратели призывались исполнить свою обязанность, поддержать англійскаго джентльмэна, не подчиняться предписаніямъ замка. Хотя лавочники и арендаторы терпѣть не могли негра, однако всѣ подали за него голосъ. Филиппъ говорилъ рѣчь съ балкона гостинницы Барана въ пользу Горнблоу, рѣчь вызвавшую громкія рукоплесканія, но собираніе голосовъ всё-таки продолжалось въ пользу непріятеля.

Въ то время, когда Филиппъ кончилъ свою рѣчь, съ балкона гостинницы Рингудскаго Герба оркестръ заигралъ тріумфальный маршъ. ворота парка, украшенные Рингудскими и Улькомскими флагами отворились, и изъ парка выѣхала темнозелёная карета запряжонная четвернёй сѣрыхъ лошадей. Въ каретѣ мы увидали Брадгэма, а возлѣ него смуглую фигуру Улькома. Намъ послѣ говорили, что онъ провёлъ много мучительныхъ часовъ, стараясь выучить рѣчь. Онъ плакалъ надъ нею. Онъ никакъ не могъ выучить её наизустъ. Онъ ругалъ жену, которая старалась заставить его выучить урокъ.

— Теперь пора, мистеръ Бриггсъ! сказалъ Филиппъ клэрку нашаго стряпчаго, и Бриггсъ бросился внизъ исполнить его приказаніе.

— Очистить дорогу! дайте дорогу! послышалось изъ толпы.

Ворота нашей гостинницы, которые были заперты, вдругъ отворились, и среди криковъ толпы выѣхала телега запряжённая парой ословъ, управляемыхъ негромъ; и ослы и возница были украшены цвѣтами Улькома. На телегѣ виднѣлось объявленіе, на которомъ былъ нарисованъ чрезвычайно похожій портретъ Улькома, съ словами: "Подавайте голосъ за меня! Развѣ я не человѣкъ и не братъ?" Эта телега выѣхала со двора гостинницы Баранъ, и провожаемая кричавшими мальчишками, подвигалась къ рыночной площади, по которой тогда проѣзжала карета Улькома.

На площади стояла статуя покойнаго графа, о которой было уже упомянуто. Кучеръ, правившій ослами, былъ лавочникъ, привозившій рыбу изъ приморскаго городка въ Уипгэмъ, малый разбитной, посѣтитель всѣхъ кабаковъ и знаменитый своимъ искусствомъ въ дракахъ. Съ ироническими криками: "Да здравствуетъ Улькомъ!" онъ направилъ свою телегу къ каретѣ и снялъ шляпу съ насмѣшливымъ уваженіемъ кандидату, сидѣвшему въ каретѣ. Съ балкона гостинницы Баранъ мы могли видѣть, какъ оба экипажа приближались одинъ къ другому; при крикахъ народа, при звукахъ двухъ соперничествовавшихъ оркестровъ, мы не могли ничего слышать, но я видѣлъ какъ Улькомъ высунулъ свою жолтую голову изъ окна кареты — указалъ на дерзскую телегу и повидимому приказывалъ кучеру наѣхать на неё. Телега объѣзжала кругомъ Рингудской статуи, лошади Улькома, направленныя на телегу, вѣроятно перепугались шума и крика, наѣхали на рѣшотку, окружавшую статую, карета опрокинулась, передняя лошадь упала съ форрейторомъ, заднія начали лягаться. Я обязанъ сказать, что физіономія Филиппа имѣла самое виновное и странное выраженіе. Это столкновеніе, а можетъ быть и смерть Улькома и его стряпчаго случились бы отъ нашей шуточки.

Мы бросились изъ гостниницы — Гориблоу, Филиппъ и еще человѣкъ шесть, и продрались сквозь толпу къ каретѣ. Толпа вѣжливо давала дорогу популярному и проигравшему кандидату. Когда мы дошли до кареты, постромки были отрѣзаны, упавшій форрейторъ всталъ и потиралъ ногу, и Улькомъ выходилъ изъ кареты. Его встрѣтилъ громкій хохотъ, который еще увеличился, когда Джэкъ, возница телеги съ ослами, вскарабкался на рѣшотку и сунулъ на протянутую руку статуи изображеніе Человѣка и Брата, такъ что бумага висѣла на воздухѣ надъ головой Улькома.

Тогда поднялись крики, которымъ подобныхъ рѣдко слышалъ этотъ спокойный городокъ. Улькомь началъ кричать, ругаться и обѣщалъ шиллингъ тому, кто принесётъ ему эту проклятую вещь. Тогда, испуганный, ушибенный, бѣдный Брадгэтъ вылѣзъ изъ кареты, а его кліентъ не обращалъ на него ни малѣйшаго вниманія. Горнблоу изъявилъ надежду, что Улькомъ не ушибся. Маленькій джеатльмэнъ обернулся и сказалъ;

— Ушибся? нѣтъ. Кто вы? Неужели никто не принесётъ мнѣ эту проклятую вещь? Я даю шиллингъ тому кто принесёть!