Приключения Бормалина - [69]

— Ну, что у вас? — спросил он. — Так давайте сюда!

И через минуту морской пехотинец в лихо заломленном берете внес большую птичью клетку, накрытую черным бархатом. Он поставил клетку на стол, щелкнул каблуками и вышел.

— Еще беженец? — поинтересовался Асамуро, подходя к столу. Бархат соскользнул на пол.

Хмурый, осунувшийся Роберт сидел на жердочке как-то боком и щурился от солнечного света. Пиджак был едва накинут на плечи, галстука и след простыл, а по заплаканным глазам было видно, что Роберту пришлось несладко. Увидев меня, он криво улыбнулся.

— Здравствуйте, сэр Бормалин. — Его крыло слегка шевельнулось. — Вы уж простите меня.

— Как вы, сэр Роберт?

— Меня допрашивали. Оказывается, я не Муций Сцевола.[5] Я испугался пыток и все рассказал.

Милый, милый Роберт! Увидев его, я обрадовался, а после этих слов к радости прибавилось еще одно сильное чувство, которое раньше я мог испытывать только к людям, да и то очень близким. Это чувство называется нежность.

Губернатор засмеялся, захрюкал носом, и теперь, глядя на притихшего Роберта, я совершенно ясно понял, что зря доверился незнакомым чиновникам незнакомой страны. Попали мы в переплет! Экипаж «Синуса» и Аванта везут в тюремном дилижансе на плантации. Галета с каждой минутой все дальше и дальше. Парни с «Логова» нейтрализованы. Роберт в клетке. Я в наручниках. Вот ситуация!

— Если можно, сэры, поставьте, пожалуйста, клетку поближе к окну, — вяло попросил попугай. — Никогда не глядел на Бисквит из окна губернаторского особняка. Хоть одним глазком взгляну… Если можно.

— Можно, — разрешил Асамуро, хотя речь шла вовсе не о его особняке. Он раскрыл окно нараспашку, высунулся, хорошенько все осмотрел и поставил клетку на подоконник.

— Кто это у тебя в палисаднике? — спросил он, ткнув пальцем за окно.

Губернатор подошел и тоже выглянул на улицу.

— Это Боб, садовник… Что скажешь, Клифт, о ситуации? Как она тебе? — спросил Джоуль, открывая новую бутылку кока-колы. — Что о малыше скажешь? Чуть-чуть он тебя не догнал, скажи спасибо туману.

Клифт барабанил пальцами по подлокотникам кресла и не спускал глаз с губернатора, ловил каждое его слово. Даже когда Клифт молчал, у него был дефект речи, верно вам говорю!

— Малчик не по возрасту смышлен, — подал он голос. — А это в создавшейся ситуации вот такой минус! — И Клифт показал минус от ладони до ладони. — Минус, малчик, для тебя, а не для нас. Вед ты, наверно, уже понял, что все это мафия! — И он обвел руками не то кабинет, не то всю Карамелию. — Она бессмертна. А ты против нее бессилен!

Роберт молча смотрел на Бисквит. Когда было произнесено слово «бессилен», он оглянулся.

— А знают ли сэры происхождение слова «мафия»? — спросил он через плечо. Губернатор прыснул, а Клифт, наоборот, набычился, побагровел. — Слово «мафия», — стал объяснять Роберт, расхаживая по жердочке, — это аббревиатура лозунга «Морте ай франчези инвазори агрессори», что в переводе с итальянского значит: «Смерть французским захватчикам и насильникам». Слово родилось в Сицилии в тринадцатом веке…

— Тут не Сицилия! — Уроженец Марселя взвился в своем кресле. — Помолчи, птица! А то я буду тебя щипат! — И он показал, как будет голыми руками ощипывать попугая. Роберт сник. За последние пару дней его дважды грозились ощипать, и это, видимо, уже угнетало.

Гуго Джоуль захохотал так, что его живот заколыхался. Асамуро был по-прежнему невозмутим. Он внимательно присматривался к Роберту, что-то соображая, а Клифт продолжал кипятиться.

— Ну хватит, Клифт! — остановил его комиссар. — Тебе есть что сказать по делу?

— Ест! — Клифт оставил в покое Роберта и вновь взялся за меня. Теперь он говорил вкрадчиво, значительно, запугивая меня, и, надо сказать, не без успеха. Почему-то особенно меня пугало отсутствие мягких знаков. — Что тебя ждет, малчик? — говорил он. — Или плантации, или несчастный случай в пути, или — скорее всего — гил’отина. Пиратство, которым ты занимался последнее время, приравнивается к терроризму, а это карается. — И Клифт чиркнул себя ребром ладони по шее. — Я прав? Что по поводу гил’отины говорит закон, Асамуро?

— Закон, как обычно, на нашей стороне, — ухмыльнулся японец, встал и зашторил карту. — Да, рисковать, пожалуй, не стоит. Его фантазиями может кто-нибудь заинтересоваться… А про военных и торговых капитанов он, по-моему, врет. И про журналистов тоже. Никто не знает, что он здесь. Они случайно нарвались на линкор. Они сами не знали, что попадут в Карамелию. Просто гнались за галерой.

— А если не врет? — сомневался губернатор, расхаживая по кабинету, и мне очень не нравилось, что они говорят о таких вещах при мне. Они говорили так, будто меня больше нет.

В дверь трижды постучали. Появился секретарь. Его смуглое лицо приятно гармонировало с белым тропическим смокингом.

— Господин губернатор, напоминаю, что в четырнадцать тридцать у вас встреча с индейскими вождями. Сейчас тринадцать тридцать. Экипаж у ворот.

— Да-да, идем, — спохватился губернатор. Он поменял рубашку за ширмочкой, достал папку с документами, спрятал ее в дипломат и пристегнул дипломат к запястью. — Этого, — показал он на меня, — в Баобаб-тюрьму. Не возражаешь, комиссар?