Мне некогда отвечать.
В шесть часов происходит инструктаж — зачитываются обязанности. Единая для всех — «точно и своевременно выполнять приказы».
— Вопросы есть?
— Никак нет!
— На-пра-во!
Мы идем строем к штабу. Идем в обход летного поля. Темнеет. На летном поле работают технари из группы аэродромного обслуживания, устанавливают в траве маленькие мощные фонари. На аэродром вот-вот прибудут новенькие самолеты. Для «чаек» хватало приводного прожектора. Под утро слышался гул моторов, «чайки» возвращались с заданий. Вспыхивал прожектор, из-за леса на малых оборотах почти бесшумно выныривала машина, плюхалась на луг, как огромная стрекоза.
Идем мимо пасеки.
Здесь хозяйничают пчелы и радисты — над пасекой паутина антенн. Антенн прибавилось: говорят, установили какой-то радиомаяк.
Подходим к штабу.
В домиках, в сараях бывшего леспромхоза расположены отделы штаба, в саду вырыты щели на случай бомбежки. Под деревьями машины. Много машин. Даже слишком много. Мы маршируем мимо, идем к большому амбару; здесь раньше был ток.
Ровно в семь появляется комендант аэродрома. Следуют команды. Вызывают командиров. Показывают бумажку — на ней пароль и отзыв. Затем бумажку рвут на мелкие кусочки.
— Товарищи! — обращается к нам комендант аэродрома. — Нынешняя ночь будет очень напряженной — прибывает полк «яков», ЯК-1. Это новые отечественные боевые машины. Службу нести бдительно! Подозрительных немедленно задерживать. Обратите внимание на ребятишек из деревни — народ любопытный, но и болтливый. Если попадутся женщины, задерживайте. В деревне не должны знать, что здесь происходит.
— Налево!
Строй поворачивается. Теперь каждый боец в строю не просто боец, а часовой — человек, наделенный безграничной властью, личность неприкосновенная… Я тоже…
в которой Альберт Козлов старательно несет службу.
Где-то я читал, что штаб — мозг. Как работает мозг — сказать трудно, как работал штаб авиационной дивизии, я видел.
В тот день, когда я приступил к исполнению обязанностей рассыльного, штаб напоминал развороченный муравейник.
Дежурный по штабу лейтенант принес схему расположения отделов.
— Вот барак — главное здание штаба, за бугром пункт связи, столовая. Запоминай: блиндаж, в нем политотдел, в этом бараке — оперативный, строевой…
Он назвал службы и отделы, затем спросил:
— Запомнил?
— Вроде…
— Отлично! Действуй!
— Слушаюсь!
— Теперь садись, не мозоль глаза, успеешь набегаться.
Странно работал штаб! Прошло целых пятнадцать минут, а приказа не поступало. Может быть, про меня забыли или просто не знали, что рядовой Козлов назначен дополнительным рассыльным?
Прошло еще минут десять… Неожиданно в дежурку заглянул какой-то старший лейтенант и попросил:
— Пошлите кого-нибудь к связистам, — телефон не работает.
— Козлов, — сказал дежурный по штабу, — беги за бугор на узел связи, разузнай, в чем дело.
— Слушаюсь!
Я выскочил из барака.
— Стой! Вернись!
— Слушаюсь!
— Умерь пыл, — сказал дежурный. — Снимай противогаз, клади под лавку. Лишняя тяжесть. Пустую сумку возьми.
— А если химическая тревога?
— На сегодня отменяется.
Без противогаза, с пустой сумкой бежать действительно оказалось легче. Я подбегал к бугру, когда из-под земли (здесь находился вход в блиндаж) высунулась голова.
— Боец Козлов, — четко и радостно доложил я. — Рассыльный…
— Отлично, — сказала голова.
— Выполняю приказ. Связь налаживаю.
— Без тебя наладят, — сказала голова.
Из блиндажа вылез майор, протянул ученическую общую тетрадь в клеенчатом переплете.
— Бери книгу приказов, — сказал он. — Срочно найди, — он назвал ряд фамилий и званий, — дай расписаться, чтоб потом не говорили: «Не слышали». Когда распишутся, скажешь: «Быть в двадцать один ноль-ноль!»
По уставу выполняется последний приказ… Я повернулся и побежал разыскивать названных лиц, так и не наладив связь. Отбежав шагов сто, я сообразил, что не знаю, куда бежать. Единственное, что запомнил — фамилию Зозули. Очень странная фамилия. А кто такой Зозуля, я не знал.
Решительным шагом я вошел в первый попавшийся барак. В коридоре стоял подполковник. Он курил.
— Разрешите обратиться? — спросил я.
— М-м-м, — подполковник сделал затяжку.
— Рассыльный по штабу боец Козлов… Вы не видели?..
— О! — сказал подполковник и бросил окурок вместо пепельницы в воронку для подсечки смолы.
Он взял меня за плечо, повернул и, подталкивая в спину, ввел в комнату, на двери которой была цифра «17». Здесь теснились огромные и пузатые фотоувеличители, вдоль стен лежали рулоны бумаги, толстой и белой, было сыро и пахло чем-то едким. Один фотоаппарат, похожий на четырехугольную доску с длинной гармошкой — камерой, почему-то стоял на попа; если бы вы захотели, чтоб вас сфотографировали из него, вам бы пришлось лечь на пол и смотреть в потолок.
— На ловца и зверь бежит, — сказал подполковник. — Выручи, иначе не успеем размножить схемы. Своей лаборатории нет, химикатов тоже нет, бедный я и безлошадный. А у куркулей, — он показал на дверь, занавешенную красным одеялом, — снега зимой не выпросишь. Возьми заявку, найди старшину, заведующего складом. Знаешь такого?
— Не…
— Тем лучше. Отдай заявку, скажи, что, если ничего не выдаст, скандал будет. Что даст, неси сюда. Понятно?
