Приказ - [62]

— Не бойтесь, доктор! Клемансо и Ллойд-Джордж позаботятся о Европе: они не допустят, чтобы здесь были установлены азиатские порядки! Ни в коем случае! Все проблемы, которые нас сейчас беспокоят, навязаны нам немцами. Я уверена, что всему виной этот бестолковый Гинденбург. В первую очередь необходимо было разделаться с большевиками, а уж потом только идти на французов. Гинденбург, к сожалению, опасался, как бы его не постигла судьба Наполеона, а в то же самое время петербургская и московская элита с нетерпением ожидала его прихода и, возможно, даже не спрятала бы от него русской императорской короны, если бы он вовремя предстал перед ними. Ну да теперь уж все равно: что прошло, то прошло. Надеюсь, что Париж и Лондон окажутся немного умнее Берлина и Вены. Успокойтесь, господин доктор, руки Антанты далеко могут достать! Наша семья — старая солдатская семья, и далеко не все члены ее занимались торговлей, следовательно, я о многом имею довольно верные представления: куда не долетит пуля, там противника можно одолеть голодом и эпидемиями. — Однако доктора Лингауэра отнюдь не успокоили слова Сударыни, и потому она продолжала: — Не так страшен черт, как его малюют! Вспомните-ка лучше, в армии Австро-Венгерской монархии служило по меньшей мере сто тысяч офицеров, это же настоящая армада, и примерно половина этого количества приходится на Венгрию. Тут они живут и до сих пор. Все эти господа ни в коем случае не допустят, чтобы ими помыкал какой-то сброд!

Однако волнение Лингауэра не проходило. Перебив Сударыню, он сказал:

— Я верю всему, что вы говорите, Сударыня, и, разумеется, не собираюсь спорить с вами, однако мир меняется у нас на глазах: демократия быстро распространяется! Скажите, пожалуйста, могли бы вы раньше представить, чтобы офицеры вступали в какой-то военный совет, где горлопанят рядовые?! А могли бы вы представить себе, чтобы господа офицеры создали профсоюз, чтобы вместе с унтер-офицерами отстаивать свои права? Ну вот видите, я тоже ничего подобного никогда не мог себе даже представить, но все это произошло, к сожалению. Я всегда был человеком свободных принципов, таким остаюсь и теперь и в будущем останусь таким, однако я ни за что на свете не позволю, чтобы какой-то бродяга с набережной Дуная вдруг обратился бы ко мне со словами: «Уважаемый гражданин!»

Марошффи забавляло возмущение, которое охватило доктора. Что же касается Сударыни, то она во многом была согласна со старым доктором. Правда, за спиной старика она успела тихо шепнуть сыну:

— Это старое животное снова не моется как следует, а тут еще выпил водки, и от него разит, как из помойного ведра!

Однако Альби взял Старого Джентльмена под свою защиту и на следующий день, тайком от матери, передал ему чистую сорочку, коробку хороших сигар и бутылку коньяку.

После этого подарка доктор все реже и реже стал наносить Сударыне свои визиты, а затем и вовсе перестал заходить к ним в дом.

Альби тем временем окреп настолько, что мог теперь час-другой прогуливаться по дорожкам сада Хорвата. Здоровье его быстро шло на поправку. Он решил, что как-только будет чувствовать себя еще лучше, то обязательно сходит на Заводскую улицу. С удивлением для себя он заметил, что ему стало явно не хватать людей, которые там жили.

Однако осуществить свое благое намерение он так и не успел. В один прекрасный день в доме Сударыни появился Истоцки и предложил вдове и Альби свой план.

— Милая тетушка, мне кажется, что вот теперь мы можем найти Эрику, — с воодушевлением сказал Истоцки, не заметив, однако, что Сударыня восприняла его предложение без особого воодушевления, зато внимание Альбина оно привлекло. — Теперь у нас имеется собственное министерство иностранных дел. Может быть, это звучит несколько странно, но это так. На днях по поручению министерства иностранных дел в Париж, и не как-нибудь, а через Швейцарию, отправляется наша делегация. Ну разве это не великолепно?! А возглавляет ее мой хороший друг, душа человек, майор Пожгаи. Ему поручено собрать достоверную информацию о демаркационной линии… Короче говоря, Пожгаи едет через Швейцарию, а поскольку он настоящий, я бы сказал, джентльмен с головы до пят, то он согласен взять с собой небольшое письмо, которое сдаст в Цюрихе на почту. Срочно пишите Эрике письмо, потому что уже завтра Пожгаи отправляется в путь.

Сударыня тут же села за письменный стол, чтобы на бумаге известить Эрику о положении в семье и сообщить, что «Альби, перенеся множество различных испытаний, живым и невредимым вернулся домой…».

Сударыня писала долго и довольно подробно, однако о самом главном она упомянула довольно дипломатично, так, чтобы, в случае если письмо вдруг попадет в нежелательные руки, написанное не могло бы повредить семье.

Пока вдова сочиняла свое послание, Истоцки сплетничал о положении дел в военном министерстве, рассказывал о своей работе в нем, которую проводил по поручению министерства иностранных дел.

— У нас все очень рады тому, — говорил он, заметно оживившись, — что Бела Линдер ушел и отставку, а на его место пришел Альберт Барта. Собственно говоря, Линдер надоедал нам своими глупыми прожектами всего дней десять, не больше. Он был пацифистом, словно пугливый лавочник с окраины Будапешта, и даже во сне не хотел видеть солдат в столице. Хорошо, до какого-то определенного момента мы соглашались с ним, вернее, до тех пор, пока он выбивал оружие у тех, в чьих руках оно было нежелательным. Вместе с Гуяшем мы напоили солдат, прибывших в Будапешт с фронта, ромом, усмирили их пыл обещаниями о выдаче пособия по демобилизации, а они взамен этого отдали нам свое оружие: винтовки, пистолеты и ручные гранаты. Затем всех их посадили в вагоны и отправили в эшелоне в провинцию, чтобы они разбрелись там по селам, так как в Пеште в них нет никакой нужды… Однако Линдер на этом не собирался останавливаться, — продолжал свой рассказ Истоцки. — Он не хотел видеть в столице не только солдат, но и офицеров, которых даже намеревался лишить права ношения оружия. Мы между собой обменялись мнениями и пришли к общему выводу, что без хорошо вооруженных офицерских рот наша страна обязательно скатится к анархии. Фридрих, госсекретарь по военным делам, переговорив с высокопоставленными офицерами, с генералом Берти, с майором Пожгаи, с капитаном Гембешем и с нами, объяснил Линдеру, что будет лучше, если тот подаст в отставку. Короче говоря, — сказал Истоцки после минутной паузы, — хитрец Фридрих выпер-таки Линдера из военного министерства, потому что отлично понял, к чему это могло бы привести. Барта же на самом деле оживил всех нас, как бы вдохнул в каждого новые силы. Это не только замечательный человек, но и талантливый офицер, светлая голова. Он поддержал позицию Фридриха и помог по-умному распределить обязанности между подчиненными отдела. Скоро он разошлет по провинциям карательные батальоны. Как видишь, он времени попусту не теряет. А уж карательные батальоны заставят поплясать под свою дудку тех беспардонных крестьян, которые посмели замахнуться на господские имения или присвоить себе имущество. Но все это только начало. — Истоцки наклонился поближе к Альби, словно опасаясь посторонних ушей, и тихо прошептал: — А ты не хочешь вновь оказаться на службе? Если согласен, я бы мог замолвить за тебя словечко кому надо. Ты — военный. Офицерская стезя — это твой путь, без которого ты вряд ли сможешь жить, а если ты вовремя дашь о себе знать, то попадешь, так оказать, к накрытому столу!.. Мне не нужно объяснять тебе, что ты можешь сделать головокружительную карьеру. Что же касается лично меня, то я могу смело гарантировать тебе, что ты будешь командовать самым лучшим подразделением или руководить отделом в министерстве, поскольку ты можешь все, если только захочешь…