Приговорен к расстрелу - [25]

В то время я эпизодически переписывался с сестрой Катей, жившей в Новосибирске. Она беспокоилась за меня, хотя не думаю, что подозревала о моих сумасшедших планах. Для родственников все должно было остаться тайной, чтобы никто из них не отвечал за мой побег.

Я купил себе компас и ласты. Отрезок моря, который мне предстояло переплыть, был равен Ла-Маншу, но с мощными пограничными препятствиями, кроме естественных, природных — прожектора, самолеты, катера, подводные лодки… Меня могло унести холодными прибрежными течениями в море, я мог потерять ориентацию…

Тяжелые, грубые ласты советского производства нуждались в шлифовке и подгонке по размеру ноги. Я усовершенствовал их с помощью напильника и шлифовальной бумаги и испытал на море. Ласты работали хорошо, значительно увеличивали скорость, хотя было ясно, что они увеличат и нагрузку на мышцы ног, а это увеличит опасность судорог. В открытом море судороги — настоящий убийца. Единственное средство от них — длинная игла, чтобы уколоть мышцу, послав мощный импульс мозгу. Это должно снять судорогу — по крайней мере, в теории. Я никогда не пробовал такую технику и надеялся, что обойдусь без нее и теперь.

Однажды мы с Тейей пошли на танцы в Дом офицеров. Там я познакомился с Галей, мать которой была знакомой Марии. Галя показалась мне самой красивой девушкой из тех, кого я знал в Батуми: густые черные волосы, яркие карие глаза, с губ не сходит какая-то понимающая улыбка. Милая, живая, при этом хорошо танцевала. А когда узнала, что я интересуюсь литературой и религией, повела в библиотеку и, таинственно улыбаясь, показала Библию, спрятанную за книгами на одной из полок. До этого мне никогда не доводилось открывать Библию, хотя я видел ее в руках деда. Галя сказала, что я могу приходить в библиотеку в любое время. Все, что для этого нужно, — сказать, что я друг Гали, и библиотекарь разрешит мне читать любые книги!

В последний год меня постоянно тянуло к духовной литературе. В университетской библиотеке Томска удалось прикоснуться к Дхаммападе — буддийскому тексту, который произвел на меня глубокое впечатление. Там же прочел книги Толстого, написанные незадолго до его кончины, такие как «Путь жизни», где он рассматривал «основные вопросы». Так, почти ощупью, шли духовные искания.

Галя знала в Доме офицеров многих. Однажды танцуя со мной, она взмахом руки приветствовала каких-то мужчин в штатском.

На следующий день Мария сказала мне, что ей звонила Галина мама — Наташа и просила срочно передать, что хочет встретиться со мной в кинотеатре, где она работает. Наташа, с которой мы были уже знакомы, кажется, одобряла мою дружбу с ее дочерью. Но на встречу я шел все-таки в тревоге. И она оправдалась.

Наташа была взволнована. Она завела меня в почти пустой зал кинотеатра. Мы сели в последнем ряду.

— Что ты такое натворил? — спросила она, — какие глупости ты наделал после приезда в Батуми?

— Что вы имеете в виду?

— Почему тобой интересуется КГБ?

Как выяснилось, во время танцев в Доме офицеров меня заметил некий кагэбэшник. Оказывается, Наташа в прошлом работала на эту службу, но ее выгнали, так как не умела держать язык за зубами. Теперь ее вызвали и спросили, как ее дочь познакомилась со мной. Когда Наташа объяснила, что у нас есть общая знакомая, и что я только недавно встретил Галю, сотрудник КГБ предупредил: «Скажи дочери, пусть оставит этого парня. Знакомство с ним к хорошему не приведет». Наташа была уверена, что я совершил какую-нибудь оплошность — например, рассказал антисоветский анекдот в присутствии стукача. Она уговаривала меня держаться спокойно и не делать глупостей: «Они в КГБ, на самом деле, неплохие ребята. Когда узнают, что ты не сделал ничего серьезного, то просто предупредят тебя и отпустят…».

Я поблагодарил Наташу за совет. Теперь я точно знал, что нахожусь под наблюдением. И предположил, что у меня, видимо, не больше двух недель, чтобы подготовиться к уходу, — пока КГБ проверяет мое прошлое.

Зона отчуждения вокруг меня стала расширяться. Звонить Гале было опасно. Но я все еще встречался с ней. Она ничего не знала, и ее не должны были бы связывать с моим побегом.

Передо мной стояли две важные задачи, которые следовало решить, прежде чем сделать окончательный шаг. Нужно было придумать способ, как с минимальным риском избежать света прожекторов. Другая задача — найти место, где можно войти в море незамеченным.

В один из вечеров, перед закатом солнца я пошел к морю, прихватив с собой купальные принадлежности и ласты. Хотелось проверить возможность ухода от прожекторов в реальной обстановке. Моим полигоном стал один из городских пляжей, о котором было известно, что пограничники проверяют его после заката. Как член местной команды пловцов, я имел на случай задержания разумное объяснение того, почему оказался здесь в воде поздно вечером. Официально плавать после заката не запрещалось, но поздним купальщикам пограничники все же предлагали выйти из воды, или высвечивали их прожектором. Если отдыхающие медлили, их забирал и допрашивал патруль.

Покидая общежитие, я убедился, что за мной никто не следит. Оставил одежду на пляже в неприметном месте и вошел в воду. Немного поплавал, проверяя ласты «в боевых условиях».