Приговор - [46]

Окинув нас с Эвьет подозрительным взглядом из-под кустистых бровей, мельник отступил назад, позволяя нам пройти в дом.

– Наверху есть пустая комната.

– Благодарю, – ответил я. – А где я могу оставить нашего коня? И не найдется ли для него овса? Я заплачу, – добавил я поспешно.

– Там за углом сарай, где стоит моя лошадь. Отодвинешь щеколду и войдешь. Я ей недавно в кормушку овес засыпал, наверняка осталось еще. Пусть твой тоже угощается. Щеколду потом не забудь снова закрыть!

Позаботившись о Верном (хозяйская лошадь оказалась гнедым тяжеловозом, далеко не первой, однако, молодости, как и сам мельник), мы вернулись в дом.

– Да вы, небось, еще и сами есть хотите? – сумрачно осведомился хозяин.

– Не откажемся! – ответил я за двоих.

– Есть рыбная похлебка, вареная репа и ржаные лепешки. Я тут по-простому живу, без разносолов.

Я заверил его, что мы не привередливы.

– Ну тогда пошли наверх… Меч свой только тут оставь. Э, да у тебя еще и арбалет? Хороши же нынче мирные путники… Его тоже снимай.

Несмотря на неодобрительный взгляд Эвьет, я подчинился. Непохоже было, чтобы здесь нас поджидала опасность, несмотря на медвежьи повадки хозяина. Наш мир таков, что в нем скорее настораживает радушие, нежели грубость… Да и, даже в наихудшем случае, на самом деле я ничем не рисковал.

– Ты тоже можешь отложить свою дубину, – заметил я, кладя меч и арбалет на громоздкую лавку справа от входа.

– Когда я приду в гости к тебе, тогда и будешь говорить, что я могу, а что нет… – проворчал мельник и начал подниматься на второй этаж по крутой лестнице, массивной и основательной, как, похоже, все в этом доме, опираясь своей палицей о ступени. Мы последовали за ним.

Мельник привел нас в помещение, служившее ему, очевидно, кухней и столовой. Указав нам на лавку возле стола без скатерти (оба предмета мебели были сколочены все в том же грубо-тяжеловесном стиле), он осведомился:

– Похлебку разогреть, что ль, или холодную будете?

– Лучше разогреть, – ответил я.

Старик, наконец, поставил свое оружие к стене (впрочем, в пределах досягаемости) и разжег очаг при помощи своего факела, затем затеплил огонек стоявшей на столе коптилки и загасил факел, сунув в кадушку с водой. Подвесив котелок над огнем, он вдруг повернулся к Эвьет:

– А ты чего все молчишь? Немая, что ль?

– К чему лишние слова, если Дольф все говорит правильно, – пожала плечами баронесса.

– Дольф? – прищурился мельник. – Я думал, он твой дядя.

– Ну да, дядя, – на ходу перестроилась Эвелина. – Но я зову его просто Дольф, он сам так попросил. Он говорит, что, когда его называют дядей, чувствует себя стариком.

– Эвьет, ты так выболтаешь все мои секреты, – изобразил смущение я.

– Вот что я тебе скажу, девочка, – произнес мельник, недобро зыркнув в мою сторону. – Что бы он тебе ни наговорил – не бойся. Если ты с ним не по своей воле, то только мигни – я его живо по стенке размажу, кем бы он ни был.

Эвьет прыснула – настолько нелепым показалось ей такое предположение.

– Нет, все в порядке, – весело пояснила она. – Никто меня не похищал и не принуждал.

– Ну ладно, коли так. А ты, – он обернулся ко мне, – не серчай. Сам знаешь, небось – люди, они всякие бывают.

Он поставил перед нами две глиняные тарелки (сам он, очевидно, уже поужинал), положил деревянные ложки и продолжил свои расспросы:

– А что ж ты, да еще с девчонкой, по ночам путешествуешь?

– Так вышло, что ночь в дороге застала, – ответил я. – Мы здешних мест не знаем. Хотели переправиться выше по течению, а там дорога прямо в реку упирается… Хотя вообще-то ночь – самое безопасное время. Ибо те, с кем лучше не встречаться, тоже люди и ночью предпочитают спать.

– Тоже верно, – хмыкнул мельник. – По нонешней поре день для злодейств сподручнее. Хотя, смотря для каких… А моста выше нет, да. Был раньше, хотя и не чиненый сто лет, по нему уж опасно ездить было, но еще прошлой весной его совсем снесло.

– Что ж новый не наведут? Вроде речка неширокая, не так много работы.

– А по этой речке граница графств проходит. На этом берегу грифонские вассалы, на том львиные… Вы сами-то чьих будете?

– Ничьих, – ответил я поспешно, прежде чем Эвьет успела открыть рот. – Мы из вольного города. И войну эту в гробу видали.

– Вот и правильно, – кивнул старик. – Я тоже ни за кого. Ко мне муку молоть и те, и другие ездят. А мука – она и есть мука, ни на цвет, ни на вкус не различишь, из чьего зерна она смолота…

– Как же ездят, если переправы нет?

– Ниже по течению брод есть. Но вообще ты прав, в последнее время с того берега меньше клиентов стало. Хотя, может, им просто молоть нечего… Ну, кажись, согрелось, – он опустил черпак в котелок, осторожно попробовал, затем, сунув руку в рукавицу, снял котелок с огня и разлил похлебку по тарелкам.

– Ездят, – продолжал он, усаживаясь на табурет напротив нас. – Хоть и граница. Но мост строить не будут, нет – ни те, ни эти. Хотя обоим нужен. Но – "как же так? Мы построим, а те будут пользоваться?"

– Могли бы договориться, чтобы работу пополам, – усмехнулся я, поднося ложку ко рту.

– Э, "договориться"… Чтобы договориться, друг другу хоть на малый грош доверять надо, – покачал головой мельник. – Ну ладно, вы ешьте, разговорами сыт не будешь…