Приговор - [41]

– Я тоже, – заверила меня баронесса. – Нет, папу и маму я любила. И Эрика. Хотя… вот сейчас я задумалась, и уже не знаю, нашла ли бы я общий язык с мамой теперь. Мне кажется, что она, дай ей волю, сделала бы из меня вторую Женевьеву… но теперь бы я уже ей точно этого не позволила. Я, вообще-то, и тогда не очень поддавалась… Многие, наверное, ужаснулись бы, что я говорю такие вещи после того, что с ними случилось? Но ты ведь меня понимаешь, правда, Дольф?

– Конечно. Мы ведь только что согласились, что вещи надо называть, как они есть.

– Это здорово… Но мстить я все равно буду. За них за всех. И за других невинно убитых тоже. Пусть Лангедарг заплатит за все!

– Ты уже начала. Кстати, что ты чувствуешь после своего первого?

– Ты про того солдата на пристани? Знаешь, в первый момент была такая гордость: я попала, я смогла! В лесу на охоте я все-таки редко стреляла с такой дистанции, там ветки мешают… А потом – как-то все быстро притупилось. Ну да, первый убитый своими руками враг. Здорово, конечно… но ведь мелкая сошка, и даже не из тех, кто ворвался тогда в мой замок.

– Ты что, их всех запомнила?

– Некоторых. Всех я из своего убежища разглядеть не могла… Ну, я не могу поклясться, что он не был среди тех, кого я не видела. Но скорее всего все-таки нет. Это кавалерия, а те пешком пришли…

– И ты не чувствовала никакого… ну, смущения, что ли, от того, что стреляешь в человека?

– Нет. С какой стати? Враг есть враг, и значит, он должен умереть. А человек он или животное – не имеет никакого значения. Животных даже более жалко. Они-то чаще всего ни в чем не виноваты. Того волка мне было жалко. Он красивый был… Я даже мысленно прощения у него просила. Глупо, да? А что чувствовал ты, когда убил своего первого человека? Как это у тебя было?

– Ну, там не было ничего интересного. Банальные грабители, попытавшиеся обчистить меня на пустынной дороге… Пришлось убить всех троих. Но мне тогда, конечно, было не двенадцать, а вдвое больше. По нынешним временам, я начал поздно – сейчас что в солдаты, что в разбойники сплошь и рядом идут пятнадцатилетние… Ни малейшего сожаления я, разумеется, не испытывал. Но, наверное, чувствовал примерно то же, что и ты: хорошо, конечно, что я избавил мир от кое-каких мерзавцев, но уж больно ничтожными, а главное – обыденными они были. Место убитых немедленно займут им подобные, такими темпами мир не сделаешь чище – это все равно, что сдувать пылинки с большой кучи навоза…

– А позже тебе доводилось убивать кого-нибудь посущественней?

– Нет.

– Не хотел или не мог?

– Не мог, – ответил я, не вдаваясь в подробности.

– Надеюсь, мне повезет больше, – подвела итог Эвелина, и у меня как-то не было настроения ее отговаривать. Да и толку бы это явно не принесло.

Мы начали подниматься по склону лысого холма, с вершины которого я рассчитывал осмотреть окрестности. Верный легко преодолел подъем, и мы оказались на тропе, которая вилась по гребням холмов, с вершины на вершину. Внизу пышно зеленела плоская равнина, по которой, окаймленная высокой травой, шла другая, более широкая дорога, предназначенная, очевидно, для тех, кто не любит скакать то вверх, то вниз – однако и эта дорога не была прямой, извиваясь уже в горизонтальной плоскости. И мне не составило труда понять причины этих извивов на ровной, казалось бы, местности – даже с расстояния характер этой пышной зелени не вызывал сомнения. Равнина внизу была изрядно заболоченной. И хотя нижняя дорога, по логике, должна была быть проложена так, чтобы оставаться проходимой при любой погоде, полной уверенности в ее пригодности после недавнего дождя у меня не было.

Тем не менее, очевидно, не вся равнина внизу представляла собой сплошное болото, и влажные участки чередовались там с достаточно обширными сухими. На одном из таких "островов" размещалось небольшое село, цеплявшееся околицей за дорогу; примерно треть его уже поглотила неровная тень холмов, зато беленые домики остальной части ярко горели в лучах вечернего солнца. Село было явно обитаемым – кое-где во дворах можно было заметить фигурки жителей, а легкий ветерок донес до нас мычание скотины. И все-таки что-то в этой мирной картине мне не нравилось.

– Ну что, попробуем остановиться на ночлег там? – нарушила молчание Эвьет. – Надеюсь, здесь не выйдет, как вчера. Никаких баррикад, по крайней мере, нет.

– В этом селе что-то не так, – покачал головой я.

– Что?

– Пока не знаю.

– По-моему, село как село… – произнесла баронесса, но здесь я уже не стал полагаться на ее наблюдательность. Это в лесу ей не было равных, а нормальных крестьянских поселений она не видела, как минимум, три года, а скорее всего, и больше. Даже если прежде ей случалось проезжать через них с родителями, семья барона вряд ли обращала внимание на быт каких-то мужиков.

– Может, подъедем пока поближе? – продолжала меж тем Эвелина. – Отсюда все равно ничего толком не разглядишь.

Ну что ж, пока мы не приблизимся к околице больше, чем на расстояние полета стрелы, нам едва ли может грозить реальная опасность. Рассудив так, я тронул каблуками бока Верного, призывая его начать спуск. Извив дороги внизу в этом месте как раз подходил почти к подножью холма, а затем выгибался в направлении села.