Приговор - [339]

Шрифт
Интервал

— То есть никаких изменений за эти два дня в его состоянии замечено не было? Ясно. Простите, не могли бы вы лично доложить об этом главврачу? Наверняка начальник тюрьмы обратится к нему с запросом.

— Тогда я должен осмотреть его ещё раз.

— Нет, больше не нужно. Я сам встречался с ним и вчера, и сегодня, и у меня сложилось впечатление, что никаких особенных изменений в его состоянии не произошло.

— Да, но… — запинаясь, начал Тикаки, но Фудзии, искоса взглянув на него, широкими шагами поспешно вышел из комнаты. После этого разговора у Тикаки и остался в душе неприятный осадок. Хорошо бы разобраться — почему? Не совсем понятно, с какой целью Фудзии к нему явился. Мнение Тикаки его не интересовало, это было ясно с самого начала, скорее всего, для него важен был сам факт встречи и получение определённой информации. И всё же мозг Тикаки сверлила мучительная мысль: признав Кусумото вполне вменяемым, он, по существу, обрёк его на смерть. При этом он понимал, что никаких оснований чувствовать себя виноватым у него нет. С точки зрения психиатрии, головокружение, которое испытывал Кусумото, действительно не могло быть квалифицировано как «состояние психического расстройства». И тем не менее его не оставляло ощущение, что он, сам того не желая, стал одним из палачей. Тикаки кружил по комнате, как мотылёк вокруг лампы, и злился на самого себя. И когда в приоткрытой двери показалась замотанная белым бинтом голова надзирателя Ито, некоторое время растерянно смотрел на него, не понимая, что тот от него хочет.

— Можно, доктор? Прошу прощения за беспокойство… — повторил Ито.

— А? А в чём дело?

— Мне очень неприятно, доктор, но… Требуется заключение для наложения дисциплинарного взыскания.

— Хорошо, пожалуйста.

— Можно? Спасибо. А то у терапевта работы по горло.

По сигналу Ито в кабинет вошли двое подлежащих наказанию заключённых, они были обнажены по пояс. Сопровождавшие их конвойные стали у стены. Первым вперёд вышел Сюкити Андо, с лица которого не сходила бессмысленная улыбка. Заглянув в заявку, Тикаки понял, что оба заключённых из нулевой зоны. Вторым был старик по имени Тамэдзиро Фунамото, он часто бывал в медсанчасти, и Тикаки примелькалась его лысая голова, хотя он его ни разу не осматривал лично. Как положено, он прослушал обоих, проверил двигательный и зрачковый рефлексы, измерил давление. Никаких отклонений не обнаружил.

— А в чём заключается наказание? — спросил он, и надзиратель показал ему бланк приказа о наложении дисциплинарного взыскания. В графе «постановлено» стояло: у Андо — за совершение непристойных действий десять дней лёгкого карцера, а у Фунамото — за попытку совершить побег пятнадцать дней карцера с одновременным лишением права писать и читать. Далее шла печать начальника тюрьмы. Кивнув, Тикаки ещё раз окинул взглядом стоявших перед ним заключённых, потом в графе «результаты медицинского осмотра» написал: «Никаких отклонений не выявлено. Доктор Тикаки» — и поставил свою печать.

— Доктор, — вдруг закашлялся Фунамото. — Знаете, я три дня назад, во время снегопада, простыл, и теперь без конца кашляю, просто беда. Вы бы меня посмотрели получше, а?

— Ни в горле, ни в грудной клетке вроде бы ничего нет. Ну давай, на всякий случай измерим температуру.

Сунув градусник под мышку, Фунамото сгорбился и зашёлся в надсадном кашле, лицо его побагровело. Надзиратель Ито протянул руку, чтобы похлопать его по спине, а Андо пронзительно захохотал.

— Ха-ха-ха, ну и дела! Тамэ, что это с тобой, кажись, раньше у тебя никакого такого кашля не было?

— Что ты несёшь, недоумок? — И с неожиданным проворством Фунамото набросился на него. Но Андо оказался быстрее и отпрыгнул в сторону. Фунамото вцепился в него сзади. Градусник, упав на пол, разбился.

— Эй, вы, прекратите! Вы где находитесь? Тамэ, ты мне за это ответишь.

— Слушаюсь. — И Фунамото смущённо почесал в затылке.

— Ну, что я вам говорил? Разве не правда? — веселился Андо. — Никакого у него кашля нет и в помине! Ха-ха-ха…

— Вот скотина! Я тебе постучу! Малыш поганый!

— Заткнитесь оба! Одевайтесь и шагом марш в карцер! — завопил Ито. Кровь бросилась ему в лицо, и синяк стал ещё заметнее. Конвойные вытолкали обоих заключённых в коридор.

— Это же надо! — расстроился Ито. — До чего же противно иметь дело с этими подонками! Наказывай их не наказывай, никакого толку! Им, может, и в радость, даже если их сажают в карцер, — всё смена обстановки!

— А что они такого сделали?

— Злостное нарушение дисциплины! — И Ито стал подробно и нудно рассказывать о том, что произошло на спортплощадке. Ему потребовалось больше десяти минут, чтобы изложить все факты — как Андо поцеловал конвойного, как Фунамото залез на стену, как Катакири читал сутру, как Коно ударил конвоира… Ещё он сказал, что вся эта шумиха с осадой тюрьмы пикетчиками в пятницу, скорее всего, произошла из-за Коно, а Коно дёргал за ниточки Карасава, вчера покончивший с собой. Так или иначе, докопаться до истинных причин пока не удалось, и в настоящее время ведётся расследование.

— Что-то у нас в последнее время стало неспокойно! Вы говорите, что вчера ещё и Карасава покончил с собой?..


Рекомендуем почитать
Отчаянный марафон

Помните ли вы свой предыдущий год? Как сильно он изменил ваш мир? И могут ли 365 дней разрушить все ваши планы на жизнь? В сборнике «Отчаянный марафон» главный герой Максим Маркин переживает год, который кардинально изменит его взгляды на жизнь, любовь, смерть и дружбу. Восемь самобытных рассказов, связанных между собой не только течением времени, но и неподдельными эмоциями. Каждая история привлекает своей откровенностью, показывая иной взгляд на жизненные ситуации.


Шоколадка на всю жизнь

Семья — это целый мир, о котором можно слагать мифы, легенды и предания. И вот в одной семье стали появляться на свет невиданные дети. Один за одним. И все — мальчики. Автор на протяжении 15 лет вел дневник наблюдений за этой ячейкой общества. Результатом стал самодлящийся эпос, в котором быль органично переплетается с выдумкой.


Воспоминания ангела-хранителя

Действие романа классика нидерландской литературы В. Ф. Херманса (1921–1995) происходит в мае 1940 г., в первые дни после нападения гитлеровской Германии на Нидерланды. Главный герой – прокурор, его мать – знаменитая оперная певица, брат – художник. С нападением Германии их прежней богемной жизни приходит конец. На совести героя преступление: нечаянное убийство еврейской девочки, бежавшей из Германии и вынужденной скрываться. Благодаря детективной подоплеке книга отличается напряженностью действия, сочетающейся с философскими раздумьями автора.


Будь ты проклят

Жизнь Полины была похожа на сказку: обожаемая работа, родители, любимый мужчина. Но однажды всё рухнуло… Доведенная до отчаяния Полина знакомится на крыше многоэтажки со странным парнем Петей. Он работает в супермаркете, а в свободное время ходит по крышам, уговаривая девушек не совершать страшный поступок. Петя говорит, что земная жизнь временна, и жить нужно так, словно тебе дали роль в театре. Полина восхищается его хладнокровием, но она даже не представляет, кем на самом деле является Петя.


Неконтролируемая мысль

«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.


День народного единства

О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?