Пригород - [4]

А за окном совершалась утренняя жизнь. Многие жители городка работали в Ленинграде и спешили сейчас на электрички. На автобусной остановке уже собрался народ, когда из-за куста сирени появился дворник.

Коротенький и потому кажущийся неестественно толстым, с окладистой черной бородой, еще более подчеркивающей несуразность роста, шаркая метлою по асфальту, он двинулся к желтому флажку, не обращая внимания на людей. И было непонятно, то ли мусор хочет он размести, то ли людей — те только шарахались от его метлы.

Допивая уже остывший кофе, Марусин видел, как подошла к автобусной остановке Матрена Филипповна, затянутая в фирменное платье. Остановившись, она окликнула дворника. Тот перестал махать метлой и обернулся. Пальчиком Матрена Филипповна указала на обертку от мороженого, и, чертыхнувшись, карлик вернулся, подобрал бумажку и только после этого снова взялся за метлу. Как раз в это время из желтых ворот автопарка выехал автобус, и остановка сразу опустела.

Матрена Филипповна медленно двинулась по переулку.

И сразу же на опустевшей улочке появился Васька-каторжник. Возле остановки он задержался. Ковыряя спичкой в зубах, о чем-то поговорил с карликом, потом отбросил спичку, засунул руки в карманы и, чуть сутулясь, вразвалочку зашагал по улице вслед за Матреной Филипповной — он работал на фабрике наладчиком.

Размышления о мальчике с потолка, наблюдение за уличными сценками отвлекали Марусина от чтения, и за утро он осиливал всего две-три страницы Батюшкова. Сегодня тоже было так. Марусин взглянул на часы и увидел, что уже пора идти в редакцию. Вздохнул и с сожалением отложил книгу.

Из бывшей столовой было два выхода. Один — через лабиринт коммунального коридора и другой — через веранду на улицу.

Марусин возился с заржавевшим замком, прилаживая его на дверь веранды, когда на остановке появился Прохоров, врач городской больницы.

Марусин знал Прохорова еще по Заберегам, небольшому поселку на Онежском озере, где Марусин родился и вырос, а Прохоров отрабатывал распределение после окончания мединститута. Теперь, сделавшись снова соседом — Прохоров жил в этом же доме, только квартира его имела отдельный выход, — Марусин долго удивлялся тому, как чудесно свела его судьба с товарищем по студенческим каникулам. Но стоило ли удивляться? Почти вся молодежь уезжала из Заберег и устраивалась где могла, наводняя пригороды Ленинграда. И это коренные заберегцы… А что ж говорить о приезжих, таких, как Прохоров…

И все же, понимая все это, Марусин тогда не сумел скрыть удивления, когда в посолидневшем, довольно-таки респектабельном человеке узнал заберегского Прохорова.

— Ты же Забереги переделывать собирался… — сказал он, вспоминая страстные монологи, которые слышал от Прохорова, приезжая на студенческие каникулы в Забереги.

Прохоров важно надул щеки.

— У меня теперь другая задача… — торжественно возвестил он.

Он ожидал, что Марусин будет расспрашивать его, но тот даже и не поинтересовался: какая же это задача стоит теперь перед Прохоровым? И тогда вся важность схлынула с Прохорова, и он, как и прежде в Заберегах, волнуясь и перескакивая с одного на другое, рассказал все. Он переехал в этот город из Заберег потому, что старшему брату дали новую квартиру, и ему нужно было вернуться, чтобы не потерять старую, но это, в сущности, ничего не значит, он по-прежнему много думает и — Прохоров со значением облизнул губы и таинственно понизил голос — у него теперь много  н о в ы х  з н а к о м ы х.

— Новых?

— Да… — лицо Прохорова стало совсем таинственным. — Тех, что о жизни думают…

— А! — Марусин зевнул. — Ну да, конечно… А что же ты не женишься, если квартира есть?

Вышло довольно бестактно, и Прохоров сразу замолчал, обиженно надув щеки. С тех пор он больше никогда не рассказывал Марусину о своих  н о в ы х  з н а к о м ы х… Только здоровался при встречах.

Но сегодня Прохоров был чем-то расстроен.

— Здравствуй… — сказал Марусин, пытаясь замкнуть забастовавший замок. — Как дела?

— Так… — ответил Прохоров и хотел пройти мимо, но вдруг вспомнил подходящую, услышанную еще в Заберегах пословицу и чуть задержал шаг. — Дела, как сажа бела… — невесело пошутил он.

— А что так? — удивился Марусин.

— Мобилизовали меня, Марусин! — коротко ответил Прохоров. — Все планы к черту летят. Призывников буду две недели осматривать.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Текстильная фабрика, где директорствовала Матрена Филипповна, размещалась в трехэтажном, еще до революции построенном здании, выходящем окнами прямо на привокзальную площадь. Работали на фабрике в основном женщины, и по утрам, отрываясь от работы, они могли видеть своих мужей, выглядывая в окна. Хмурые и неопохмелившиеся, бродили мужики по площади, ожидая, пока завезут пиво в станционный буфет. Работая, женщины говорили о своих мужьях, о том, как много теперь стали пить, — время за этими разговорами шло быстрее.

Фабрика была очень старой… Уже давно надо было ремонтировать здание, расширять площади цехов, но фабрика числилась в неперспективных, денег на ремонт не удавалось выбить. Тем не менее какими-то никому не ведомыми путями Матрена Филипповна выбила импортное оборудование, и два года назад его завезли в цеха. С тех пор все окончательно перепуталось на фабрике, потому что старое оборудование изъяли лишь частично.