Приглашение в ад - [32]

— Снотворное?.. Таблетки? Порошок? Впрочем, какая разница. Знаете, Фриче, если б вы не были мне

нужны, я бы только за это отправил вас к праотцам. Ну-ка, накройте со простыней! И без штучек!

Фриче неохотно поднялся, натянул на Кристину простыню.

— Чего вы от меня хотите? — гестаповец постарался придать голосу твердость.

— Этого я от вас не утаю, — насмешливо произнес Коблиц.

— Кто вы? На кого работаете? — Фриче еще пытался восстановить собственное достоинство.

— Вы слышали, что первыми умирают те, которые слишком много знали? — процедил Коблиц, и Фриче

внезапно всей шкурой ощутил могильное дуновение от этих слов.

Только сейчас он по-настоящему испугался. Ему почудилось, что он знает намного больше, чем нужно.

Коблиц молча наблюдал за противником, давая ему возможность до конца оценить ситуацию.

— Сядьте в кресло и слушайте так, словно перед вами выступает ваш любимый фюрер, — приказал

Коблиц.

Фриче повиновался. Если бы он был в мундире, хотя бы в костюме, то, возможно, повел бы себя иначе.

Но сейчас впервые в жизни он показался сам себе жалким, беспомощным. От возникшего в комнате человека

исходила властность и грубая сила. А им Фриче привык повиноваться.

— Первое: не пытайтесь вырваться из мышеловки. На улице мои люди. Второе: вам чертовски повезло,

вы лишаете меня удовольствия всадить вам пулю в живот. И только потому, что кому-то взбрело в голову

приставить вас к заводу, в котором я заинтересован. Сейчас вам предстоит уплатить мизерную цену за свою

никчемную жизнь…

Коблиц знал такого рода людей. Они повелевают другими, пока чувствуют власть и безнаказанность. Но

стоит им попасть в непривычную обстановку, где необходимо действительно проявить волю и мужество,

теряются, начинают дрожать, как щенки, отнятые у суки и брошенные в холодный подвал. Правда, в отличие от

беспомощных щенков, подобные типы в любой момент готовы перегрызть врагу горло. Но Коблиц, нагнетая

атмосферу безысходности, ни на секунду не терял бдительности.

— Итак, с этой минуты вы будете работать на меня, — безапелляционно сообщил Коблиц.

— С какой стати? — неуверенно огрызнулся Фриче и потер лоб ладонью. Он еще, видимо, не отрезвел и

пытался выгнать хмель.

— Вы влипли, Фриче. Девчонка — мой агент. Как вы понимаете, я располагаю снимками вашей персоны,

на которых вам недостает лишь нимба святого и… галстука. В общем, у вас нет выхода. Или даете согласие

сотрудничать, или вам полный капут. Даже если я оставлю вас в живых, завтра все компрометирующие

материалы попадут вашему начальству. Не знаю, отправят ли вас в концлагерь, но на карьере можете поставить

жирный крест. Итак?..

Коблиц дал время Фриче взвесить сказанное.

— В конце концов, это глупо, — нарушил молчание Фриче. — Я не могу сотрудничать с призраком. Кто

вы, и что от меня требуется?

— Неважно, — сказал Коблиц. — Что касается вас… на заводе работает группа поляков. Мне нужно,

чтобы ни один из них но был уволен. Во всяком случае, пока я не разрешу.

— Это невозможно, — сказал Фриче. — Как раз сегодня я передал дирекции списки на увольнение.

— Значит, утром отмените свой приказ. В конце концов, за ночь могли произойти только вам ведомые

изменения. Ни один поляк не должен покинуть завод. Таково мое условие.

Фриче сидел неподвижно, словно неожиданный поворот событий превратил его в камень.

— Побыстрей ворочайте мозгами, Фриче, — с раздражением воскликнул Коблиц и понизил голос:

Кристина застонала и зашевелилась. — Мне на вас отпущено еще десять минут.

— Хорошо. Допустим, я поляков оставлю. Что дальше? — поинтересовался немец.

— Дальше я кладу на стол листок бумаги и ручку. Вы пишете расписку в получении тысячи долларов.

Это приличная сумма, Фриче. И моя охранная грамота. Впрочем, наше делопроизводство вы знаете, не мне вам

объяснять. А в дальнейшем у вас одна-единственная задача: любить и охранять поляков. То есть вы их просто

должны обожать. Молиться на них, если хотите. Чтобы ни один волос не упал с их голов. Потому что за каждую

голову вы отвечаете своей…

Уже на улице Фриче заметил две темные мужские фигуры, бесшумно растворившиеся в ночи, и понял,

что с ним не шутят.

…Кристина стала приходить в себя, когда за окнами посветлело. Сознание было мутным, веки налиты

тяжестью, в теле бродила боль. Наконец она сбросила пелену полусна. К горлу подступила тошнота. Кристина

откинула простыню и ужаснулась: на теле синяки, следы укусов… Она поднялась, подошла к зеркалу,

вгляделась. Губы напухли.

Конечно, надо было заплакать. Да что там плакать — зарыдать во всю мочь. Но слез не было. Кристина

не привыкла плакать. Она медленно отвернулась от зеркала и вдруг увидела на столе цветы. Темно-красные

розы в вазочке. Возле вазы лежала записка. “Это вам от Яна”. Подписи не было. Фриче? Нет, естественно. Он

ничего о Яне не знает. Значит, Коблиц.

Розы от Яна… Кристина неожиданно засмеялась. Смех был неестественным, прорывался наружу

толчками, и оборвался так же внезапно, как начался. Она схватила вазу с цветами и с остервенением грохнула

об пол. Жалобно звякнули осколки фарфора…