Приёмыши революции - [275]

В союзе Ольги Николаевны и Сато Кадзухиро благожелательные современники видели глубокий символ торжества мира, ну а не благожелательные, будь то со скептицизмом или враждебностью, оказались, в конечном счёте, не правы. Однако Сато пришлось пережить, разумеется, сильную душевную драму в связи с тем, что не только его мать, но и почти весь его род был против самой мысли о таком браке, и он был равно готов как к тому, чтоб просить гражданства ДВР и навсегда проститься с родиной, где ему едва ли готовы простить и меньшее, так и к тому, чтоб навсегда забыть и об этой стране, и о прекрасной и отважной девушке с небесными глазами. Они поженились по законам ДВР осенью 1923 года, однако в конце года, услышав о болезни Ленина, Ольга решила отправиться в Москву, а Сато отозвали на родину, и прощаясь, они имели весьма мало надежд на то, что увидятся когда-нибудь вновь и что даже им дозволено будет переписываться, мыслью же, что его как коммуниста (хотя официально он им не являлся) его могут посадить и даже казнить, Кадзухиро решил её не расстраивать, однако она понимала это сама. Ольга пробыла в России вплоть до января 1924, находясь почти неотлучно при умирающем Ильиче, и несомненно, что мотивом её были исключительно привязанность и благодарность к человеку, принявшему участие в её судьбе, а не ожидание какого-либо содействия в её лично-семейной ситуации, о чём говорит как то, что после похорон она уехала в Новгород, где жила вплоть до мая, так и то, что если какие-либо действия, в смысле прошений к японскому правительству, советским правительством и предпринимались, то об этом не было известно — и не могло быть — не только ей, но и поныне нет никаких свидетельств, что какая-либо дипломатическая переписка с упоминанием имён Сато Кадзухиро и Романовой Ольги Николаевны велась. Рассказывают так же как легенду, хотя думается, в ней есть достоверность, что Сато обращался лично к императору с объяснением своей ситуации и прошением о признании своего брака, по крайней мере, именно неожиданной благосклонностью императора объясняли тот факт, что Сато не только остался жив и на свободе, но и его союз с русской великой княжной был объявлен вполне делающим честь роду Сато и несущим исключительную пользу отечеству. Разумеется, в жительстве в Японии молодой семье было отказано, и при полном единодушии трёх правительств они поселились на Сахалине, где Ольга в 1925 году была избрана в Советы Южно-Сахалинска, а Кадзухиро был приписан к одному из кораблей береговой охраны, где и прослужил всю жизнь. Первого сына Ольга хотела назвать именем отца или деда Кадзухиро, однако по желанию Кадзухиро мальчика назвали в честь первого вождя Страны Советов, Ренином. Второго сына, родившегося в 1930 году, назвали уже в честь деда по отцу, Каташи, а родившуюся в 1933 году дочь — в честь деда по матери, Никой. Оба сына Ольги были совершенно здоровы, и можно предположить, что Ольге гибельный ген предков матери не передался. В 1941, когда гибель корабля, где служил Кадзухиро, стала и для Японии началом войны, мать Кадзухиро выпросила для семьи сына позволения переехать в Киото. К её собственному удивлению, она всем сердцем приняла невестку не только как мать своих внуков, но и как прекрасную женщину, несомненно достойную её сына, и выражала сожаление, что не знала её раньше, всякий раз упорно отказываясь в письмах сыну от переписки с его супругой и от визитов к ним. Надо заметить, что фигуры русских царевен были весьма популярны в Японии ещё с 20-х годов, и само собой, приезд Ориги-сама и её детей вызвал немалый интерес в обществе. В годы войны Ольга работала в госпитале, занималась благотворительными сборами и сотрудничала с американскими гуманитарными миссиями (об этом, правда, есть версия, что это было миссией по заданию правительства РСФСР, по выявлению шпионской и антикоммунистической деятельности, компартия Японии к тому времени приобрела немалое влияние, что не могло не беспокоить капиталистические страны, но никаких документов, которые подтверждали бы это, до сих пор не рассекречено), а после войны вернулась к тому делу, которое было ею начато ещё на Сахалине — собирание и издание фольклора малых северных народов, для чего совершила много поездок по территории ДВР. 10 сборников было выпущено при её жизни и ещё четыре доработаны и опубликованы после её смерти Ренином, им же эти сборники были переведены на японский язык — сама Ольга, за очень редким исключением, за переводы не бралась. Последние пять лет она вела очень уединённую жизнь, посвящая своё время работе над сборниками — которые сама иллюстрировала, семье и переписке с родственниками, раз или два в год посещала синтоистский храм (так или иначе, христианских в Киото не было), и раз в год — за обеспечение этой возможности она была очень благодарна родственникам и друзьям семьи Сато — отправлялась в морское путешествие, чтобы бросить венок из цветов в том месте, где погиб Кадзухиро. В 1963 году, в сороковую годовщину с их свадьбы, корабль, перевозивший Ольгу, попал в шторм. В этом не было ничего мистического, неблагоприятный прогноз был к тому времени в течение недели, однако команда, горячо любившая Оригу-сама, не хотела, чтобы ей пришлось отказываться от своей поминальной традиции, и положилась на своё мастерство. Положилась, надо сказать, вполне оправданно, корабль вернулся в порт лишь с незначительными повреждениями, единственной пропавшей без вести, чьё тело так и не нашли, была сама Ольга. Сато Минами, сопровождавшая Ольгу в поездке до порта Цуруга, рассказывала, что на берегу видела необычайно белоснежных чаек, которые подлетали к ним совсем близко и ели из рук Ориги-сама, в этом она позже усмотрела символ, что спустя сорок лет души влюблённых воссоединились вновь, уже навсегда.