Приемыш черной Туанетты - [35]

Филипп был в отчаянии: мысль, что Лилибеля могут забрать в тюрьму, приводила его в ужас. Он никак не мог поверить, что Лилибель виноват, и, отведя его в укромное место, пытался дать ему совет. Оделив его новым платьем и деньгами, Филипп настойчиво советовал своему приятелю поступить на службу и честно зарабатывать на жизнь.

Лилибель обещал последовать советам Филиппа, но через неделю появился снова и слонялся возле конюшни в истерзанном виде. Когда Филипп, тайком вызванный, пришел к нему, маленький негодяй всхлипывал и дрожал от холода: куда-то исчезла его теплая куртка, исчезли и башмаки. На дворе стоял мороз, и вид босых ног Лилибеля заставил сжаться от жалости сердце Филиппа. Он был в отчаянии, не зная, что предпринять. Исход был один — просить Томаса снова приютить Лилибеля в конюшне, пока Филипп придумает, что делать.

— Я чуть не подох с голоду, — жаловался Лилибель, как только снова водворился под гостеприимным кровом конюшни.

— Ах, Лилибель, куда же ты девал деньги, что я тебе дал? — безнадежно спрашивал Филипп. — Почему ты не купил себе еды?

— Я покупал, мастер Филипп! Я ел персики и сардинки.

— Лучше бы ты купил хлеба!

— Да я больше люблю персики и сардины!

Что мог ответить Филипп на такие доводы? Снова начались тайные совещания с Бассетом, и снова добрый старик помогал своему маленькому приятелю, втайне и с осторожностью снабжая Лилибеля съестным.

В доме ничего не знали о неугомонном приятеле Филиппа, и мадам Эйнсворт была уверена, что избавилась от него, как вдруг однажды, возвращаясь с катанья, она увидела толпу у подъезда своего дома. Первой мыслью было, что в доме пожар, но нет, она заметила, что внимание всех привлечено чем-то снаружи. Когда Томас подкатил к подъезду и мадам Эйнсворт пробралась через толпу, она с ужасом увидела на верхней ступеньке подобие афиши, сделанной из крышки картонной коробки; на ней было написано ваксой:

«Белые мыши — пять центов за представление». Возле афиши стоял Лилибель, одетый в одну из лучших курток Филиппа, а ниже сидел чистильщик сапог, держа в руках клетку с «детьми» отца Жозефа и громко расхваливая таланты мышей, которые в страхе метались по клетке.

Мадам Эйнсворт чуть не упала в обморок при виде такого зрелища.

— Томас, разгони толпу, — приказала она, поднимаясь на ступеньки. — И убери все это! — указала она на клетку.

К счастью, Филипп в это время занимался с учителем и ничего не знал о представлении. Это была своеобразная коммерция, затеянная Лилибелем и чистильщиком сапог.

Когда мадам Эйнсворт узнала, что Лилибель опять водворился в конюшне и что Филиппу это известно, ее негодованию не было границ. Как и год тому назад, пришлось Филиппу стать на защиту ни в чем неповинных «детей», но на этот раз менее удачно. Лилибель должен был удалиться, а что до участи бедных «детей», то на этот счет Филипп некоторое время пребывал в неизвестности.

Глава 26 «Спокойной ночи, мистер дворецкий»

Через несколько дней после представления на парадном подъезде мадам Эйнсворт сидела в гостиной со своей старой приятельницей, серьезно о чем-то беседуя, и временами ее обычно сдержанный голос звучал очень резко.

— Если бы они посоветовались со мной, этого никогда не случилось бы, — негодующе говорила она. — Они слишком поторопились, а теперь сами раскаиваются.

— Конечно, им хотелось, чтобы их собственный сын был старшим, — спокойно заметила приятельница.

— Разумеется, им хотелось этого, но не в этом главная суть. Они тяготятся мальчиком, из него не получилось то, что они ожидали. Когда он подрос, в нем проявились очень неприятные черты. Да и что другое следовало ожидать от ребенка, воспитанного старой негритянкой? Недавно он притащил в дом негритенка, воришку, к которому привязан всей душой. Мы имели столько хлопот, пока избавились от него, но и теперь Филипп, без сомнения, видится с ним на стороне. Лаура и Эдуард немало помучились из-за этого беспокойного мальчика. Я делала вид, что верю их любви к нему, но в действительности они никогда не любили его, и теперь, когда у них родился собственный ребенок, они это прекрасно понимают. Я бы не страдала, если бы мальчишке пришло в голову удрать со своим приятелем в такое место, откуда мы никогда не услыхали бы о нем!

— И для их ребенка каково иметь такого старшего брата! Ведь вы знаете, как маленькие подражают старшим!

Когда мадам Эйнсворт с гостьей оставили гостиную, за гардиной, скрывавшей нишу окна, послышался шорох, и оттуда тихо вышел Филипп. Он был смертельно бледен, а в глазах его застыло выражение ужаса и недоумения. Он сидел здесь, рассматривая прохожих на улице, когда вошли обе приятельницы, и невольно стал свидетелем их разговора.

В этот же день, несколько позже, возвращаясь после какого-то благотворительного визита, мадам Эйнсворт увидела на углу улицы Филиппа и Лилибеля, о чем-то серьезно беседовавших.

«Я так и знала, — подумала старая леди. — Он встречается с этим маленьким канальей на стороне. Ну, о чем могут они совещаться? Мне, право, страшно становится жить с ним под одной крышей».

Когда Филипп вошел в гостиную перед обедом, все заметили, что он необычайно возбужден и что даже костюм его в беспорядке.