Приемный - [4]

Вскакивая на ноги, я корил себя, что прозевал нападение. Выпрямился, разглядел соперника и понял – почему. Раевский Влад – парень из младшего класса. У них урок физкультуры только начинался, и они выходили из раздевалки. Прежде я не ждал опасности от младших, поэтому и упустил момент.

Пока я вставал, сзади подтянулись мои одноклассники, и я увидел хищные улыбки на их лицах. Готов поспорить, что всего один толчок малого, который сбил Бракованного, породит много разговоров и сплетен. Одноклассники Раевского так и вовсе в открытую заржали.

– Ты чего падаешь-то сразу?! Я же еле дотронулся! – гоготнул Раевский. – Бракованный, что ли?!

Коридор раздевалки залил смех. Ржали не только одноклассники Раевского, но и мои. Кто-то подставил ладонь, Раевский отвесил смачную пятюню и двинул дальше по коридору.

Нужно было срочно что-то делать. Я столько времени держал оборону перед ровесниками, но пропустил от малого, и тот удалялся по коридору победителем. Раньше я никогда не позволял себе поднимать руку на младших. Считал это подлым и нечестным, но этот малой заслужил. Причем заслужил не только подзатыльника. Боюсь, но здесь не обойдётся без разбитого носа, а может, и выбитого зуба. Если спустить это на тормозах, то на ужине можно брать поднос и идти за стол к изгоям.

Понимая, что медлить нельзя, я сжал кулаки и рванул за Раевским. Представлял, как разверну его, дёрнув за плечо, и пару раз съезжу по лицу, но стоило сделать шаг, как мир вокруг зарябил. Очертания людей в тусклом свете коридора смешались, в глазах задвоилось. Кто-то вытащил телефон, и свет экрана ударил меня, словно прожектором. У меня начался приступ. Раевский, которого окликнули одноклассники, занял боевую стойку. Его кулаки подсветились красным, и этот свет добил меня окончательно.

Я крепко стоял на ногах, чувствовал силу в теле и веру в себя, но едва ли мог что-то сделать. Со всех сторон доносился хохот. В меня уткнулись десятки пальцев.

Тогда-то я и попробовал дыхательные упражнения. Прикрыл глаза и повёл счет от одного до десяти. Следом случилось что-то непонятное. Все те объекты, которые лезли в глаза, начали упорядочиваться. Я посчитал до двух, и образы двух моих одноклассников стали чуть менее резкими. Всё вокруг по-прежнему сияло, будто мозаика на солнце, но этих двоих я будто обезвредил. Считая до четырёх, я сфокусировался на руке одноклассника. Его четыре оттопыренных пальца вернули себе нормальный вид на фоне творящегося безумия. Тогда я сложил пальцы с двумя телами и досчитал до шести. Семёркой стала разница между десятью пальцами на руках и тремя полосками на штанах Раевского, а восьмёрка – шестнадцать силуэтов детей в мрачном коридоре, делённая на две тусклые лампочки. Каким-то образом мой счёт до десяти превратился в математическую игру и решение мною же выдуманных задач. Девяткой стал квадрат из трёх дырок в линолеуме, а десяткой – сумма кабинетов на схеме эвакуации.

Всё то, что участвовало в моих расчётах, становилось менее броским. Приступ сходил на нет, но, к сожалению, не так быстро, как хотелось…

Очухался я, когда мои одноклассники ушли в раздевалку, а Раевский – на занятия. Заглянул в спортзал, но было уже слишком поздно, Раевский и его класс выстроились в шеренгу перед физруком. Их урок начался.

Вернувшись в раздевалку, я услышал пару шуток в свой адрес и увидел много удовлетворённых взглядов. Гиены почувствовали слабость льва…

* * *

Следующий год жизни в интернате не выглядел таким же удачным, как два предыдущих. Я продолжал заниматься, но время брало своё. Сила ребят увеличивалась.

Время с четырнадцати до пятнадцати тянулось в разы медленнее, чем два года ранее. Выходка Раевского пускай и повлияла на общую ситуацию, но едва ли мне нужно было винить именно его. Не он, так кто-то другой оказался бы на его месте.

В течение следующего года я растерял лидерские позиции и затесался в стан середняков. Ничего плохого, учитывая, что эти игры в крутых парней и фриков меня никогда не забавляли. Получи я хотя бы зелёную энергию, которая годится только на целебные ауры и другие штуки подобного рода, не стал бы и пальцем шевелить ради своей репутации.

Три четверти моих одноклассников ушли в семьи. Многие из них учились хуже, да и не отличались примерным поведением, а значит, мои шансы на приёмную семью были выше. Но ко мне никто не пришёл, хотя на предварительных встречах и собраниях знакомств я пользовался популярностью. Хорошо сложенный, не урод, смышлёный. Дайте мне любую энергию, и я стал бы образцовым приёмным ребёнком. К несчастью, случилось то, что случилось. И с тех пор о своей репутации и месте в обществе я должен был заботиться больше, чем обо всём остальном.

Я продолжал заниматься, поддерживал форму, но с каждым днём мои усилия обесценивались. Со дня высвобождения энергии прошло три года. Из фокусников и выпендрёжников ребята доросли до подростков с малыми способностями. Тех, кого судьба наделила зелёной энергией, я не боялся. При достаточном развитии и постоянной практике можно и энергию сохранения использовать как оружие, но подобное не светило детям в интернате. Проблемой становились красные. Несмотря на тренировки и прилагаемые усилия, я за ними не поспевал. А ведь им и делать ничего не нужно было. Энергия росла и развивалась сама по себе, делая их сильнее.