Придворное общество - [35]
Во всяком случае, пока власть, сосредоточенная в позиции короля, остается достаточно большой, короли и их представители в состоянии, даруя дворянские титулы богатым буржуазным семействам, направлять в собственных интересах и по собственному усмотрению их социальное восхождение. Поскольку и они в значительной степени связаны этосом статусного потребления, обязанностью рассматривать свой ранг как главное мерило всех своих расходов, они нередко используют свою привилегию дарования дворянства как источник необходимых доходов.
Так же точно как в рамках подобной фигурации можно контролировать социальное восхождение и им управлять с позиции короля, можно, в известных пределах, с этой позиции контролировать и направлять и социальное нисхождение. Король может своей личной милостью смягчить или предотвратить обнищание или разорение дворянского семейства. Он может прийти на помощь этому семейству, даровав ему должность при дворе, военный или дипломатический пост. Он может открыть ему доступ к одному из доходных мест, которые имеются в его распоряжении. Он может просто преподнести ему денежный подарок, например в форме пенсии. В королевской милости, соответственно, заключен для семейств «дворянства шпаги» один из основных шансов выхода из порочного круга вынужденных представительских расходов, истощавших их капиталы Понятно, что шанс этот никому не хочется потерять, а потерять его можно, если своим поведением не угодить королю. Король, замечает однажды Монтескье, вынуждает своих подданных думать так, «как он хочет» (comme il veut). Если исследовать сеть зависимостей, в которую включены король и его подданные, то нетрудно будет понять, как это возможно.
Значение, которое имеют дома придворных и их устройство в глазах самого придворного общества, выясняется, только если мы поймем эти постройки в их связи со специфической сетью взаимозависимостей, в которую вплетены их владельцы и люди их круга. Понимание этой включенности сегодня затруднено тем, что в развитых индустриальных обществах человек, по крайней мере, имеет возможность утвердить за собой высокий социальный статус и высокий общественный престиж, не подтверждая постоянно этого статуса перед общественностью посредством соответственно богатой и дорогостоящей репрезентации — своей одежды, домохозяйства и всего образа своей жизни. Общественное принуждение к статусному потреблению и конкуренция за престиж, требующая траты денег на статусные символы, конечно, не исчезли. Многое из того, что говорится здесь о придворном обществе, обостряет наше восприятие соответствующих явлений в индустриальных нациях и помогает дать более четкую категориальную формулировку структурных сходств и структурных различий. Общественное принуждение к социальному обособлению через отличительное статусное потребление и конкуренция за престиж и статус, которая осуществляется, в том числе, путем состязательной демонстрации относительно дорогостоящих символов статуса и престижа, наблюдаются, конечно, и в высших слоях индустриальных обществ. Решающее различие заключается в том, что здесь престижное потребление и необходимость репрезентации оказываются делом значительно более приватным, чем в придворно-аристократических обществах. Их связь с центральной для индустриального общества борьбой за власть намного слабее. В таких обществах они уже не встроены непосредственно в механизм власти и уже практически не служат инструментами господства. Соответственно, общественное принуждение к престижному потреблению и к представительству статуса оказывается здесь намного меньше; оно уже не является столь неизбежным, как в придворном обществе.
Одним из решающих и, с точки зрения предшествующих обществ, относительно новых и поразительных структурных отличительных свойств индустриальных обществ оказывается, следовательно, то, что здесь даже группы с самым высоким уровнем доходов, даже самые богатые, экономят и инвестируют часть своих доходов, так что они, если только не ошибутся в инвестициях, постоянно становятся все богаче, хотят ли они того или нет. Богатые и могущественные люди в придворных обществах обыкновенно употребляли все свои доходы на демонстративное потребление. Ослабление общественного принуждения к представительству даже среди могущественнейших и богатейших групп элиты развитых индустриальных обществ приобрело решающее значение для эволюции устройства дома, одежды и вообще для развития художественного вкуса. Кроме того, в этих национальных обществах богатые и власть имущие не только экономят так же, как и более бедные и не столь могущественные люди, но они даже и трудятся, подобно этим последним. Можно было бы сказать, что в некоторых отношениях богатые живут сегодня как бедные прежних времен, а бедные — как богатые.
В доиндустриальных обществах самым почтенным богатством было то, которое человек не заработал сам, и ради которого ему не было надобности трудиться, то есть унаследованное богатство, преимущественно доход от ренты с наследственных земельных владений. Не труд как таковой, но только труд для зарабатывания денег, как и сами заработанные трудом деньги низко котировались в оценке придворных слоев доиндустриальных обществ. В особенности это относится к образцовому придворному обществу XVII и XVIII веков — французскому. Если Монтескье замечает, что многие семейства «дворянства шпаги» живут на капиталы, то это в первую очередь означает, что они продают земли, а кроме того, может быть, драгоценные камни и другие наследственные ценности, чтобы заплатить свои долги. Их доходы от ренты уменьшаются, но обязанность представительства не оставляет им никакой возможности ограничить свое потребление без ущерба для чести. Они вновь входят в долги, продают все больше земли, их доходы продолжают уменьшаться. Приумножать их активным участием в доходных коммерческих предприятиях им запрещено законом, а кроме того, означает личное бесчестье. Таким же бесчестьем было бы ограничение расходов на домохозяйство и представительство. Давление, которое оказывает на людей конкуренция за статус, престиж и связанную с ними власть, в этом обществе не слабее, чем давление конкуренции за прибыль с капитала и связанную с ней власть в деловом мире индустриальных обществ. Помимо наследств, богатых невест и знаков милости короля или иных высокопоставленных вельмож, денежные займы являются самым естественным средством, имеющимся в распоряжении у людей в этой ситуации для того, чтобы непродолжительное время поддерживать при снизившихся доходах привычное статусное потребление. Без него семья неизбежно отстанет от соперников в непрерывном состязании за статус и потеряет в самоуважении и в уважении других. Во многих случаях, как мы сказали выше, только милость короля может спасти впавшие в долги знатные семейства от впадания в ничтожество.
